Гари недоуменно посмотрел на Ремуса. Он впервые слышал, что у того вообще были какие-то опасения насчёт волка. Ему всегда говорили, что, пока Ремус принимает Волчелычное зелье, беспокоиться им не о чем. Было ли это ложью?
— И что бы сделал Лунатик? — нервно спросил Гарри.
Ремус закрыл глаза и провёл рукой по лицу, пытаясь скрыть своё беспокойство.
— Лунатик бы, возможно, попытался обратить тебя, чтобы ты по-настоящему стал моим детёнышем, — признался он. — Я не хочу пугать тебя, Гарри. Я просто пытаюсь сказать, что не ты один боишься, что можешь представлять угрозу для тех, кого любишь. Было бы гораздо проще, если бы я уехал, когда Сириуса признали невиновным, но я остался и боролся с волком, потому что ты того стоил. Я не сожалею о том, что принял на себя заботу о тебе, и знаю, что Сириус тоже ни о чём не жалеет. Что бы ни ждало нас в будущем, помни об этом.
Закрыв глаза, Гарри сосредоточился на слабых волнах эмоций вокруг него. Он почувствовал беспокойство, желание защитить и намёк на что-то ещё, чему парень не мог найти названия. Это было нечто первобытное, инстинктивное, и это немного пугало. Нырнув глубже, Гарри почувствовал, как эмоции обволакивают его, удушая. Он охнул, когда наконец понял, что именно это была за незнакомая эмоция. Это было одиночество. Лунатик был одинок.
— Гарри? — обеспокоенно спросил Ремус, коснувшись руки Гарри. — Что такое?
Гарри открыл глаза и сочувственно посмотрел на Ремуса.
— Прости, — искренне сказал он. — Я... я не знал.
Ремус мягко улыбнулся.
— Не многие знают, — сказал он, пожав плечами. — Не думаю, что даже Сириус в курсе чувств Лунатика, а ведь он провёл много полнолуний вместе с ним. У тебя есть дар, Гарри. Твоя эмпатия позволяет тебе создавать более сильную связь с другими, но у неё есть своя цена. Я не сомневаюсь, что ты действительно можешь чувствовать волка, и теперь тебе придётся жить с этим знанием. Люди не всегда говорят о своих чувствах, и они вряд ли оценят, если другие узнают о них. Тебе придётся держать многие открытия при себе, потому что объяснение в духе «я так чувствую» вряд ли устроит остальных. Ты уверен, что сможешь справиться с этим?
Гарри нервно закусил губу. Был ли он действительно готов к подобной жизни? Когда он работал в госпитале, всё было по-другому. Он никогда не пытался досконально разобраться в эмоциях, которые ощущал, потому что не хотел ни к кому привязываться. Основой его выживания было отстранённое отношение к другим. Теперь он был лишён подобной роскоши. Он будет окружен людьми, которых знает уже не один год. Сможет ли он воздержаться от того, чтобы покопаться в их эмоциях? Что если он обнаружит что-то, что всё изменит? Гарри не знал, сможет ли он жить, зная, что кто-то замыслил недоброе, но не имея возможности рассказать об этом.
— Я... я не знаю, — честно ответил Гарри. — Я не хочу совать нос в чужие дела...
— Я знаю это, — ободряюще сказал Ремус. — Поверь мне, я понимаю, что у всего есть свои плюсы и минусы. К примеру, все мои чувства более остры, но мне приходится проводить полнолуния в форме опасного волка. Конечно, немногие стали бы искать плюсы, которые даёт принадлежность к оборотням. Люди видят в них лишь чудовищ. Они боятся меня, как будут боятся и тебя, Гарри. Я просто хочу подготовить тебя к тому, что это может случиться, и дать понять, что я всегда выслушаю тебя, когда тебе нужно будет с кем-то поговорить.
Ему нужно было о многом подумать, но Гарри не мог игнорировать то, что Ремусу пришлось столько рассказать, чтобы доказать ему, что он не один. Были и другие люди, которые, может, и не знали, что испытывал Гарри, но всё равно понимали, каково это — отличаться от других.
— Спасибо, Лунатик, — искренне сказал Гарри. — Наверно, мне просто трудно принять то, что мой дядя всё же был прав. Я ненормальный. — Ремус явно хотел возразить, но Гарри не дал ему, подняв руку. — Но это правда, разве нет? Это же ненормально — чувствовать эмоции других людей. Да и магические выбросы, которые случались у меня последние три года, тоже нельзя считать нормальными. Я никогда не был нормальным, и, думаю, я наконец принял это.
