— Да как же не понимать, не маленький. Ну-к я поползу…
— Постой, Савинцев… — лейтенант замолк, только глубокое дыхание, приглушенное расстоянием, слышалось в трубке.
О чем ты задумался, молодой командир? Многое пережил ты, много видел смертей, сам ходишь рядом со смертью, а все еще чувствуешь себя виноватым, когда посылаешь бойца туда, откуда он может не вернуться. Так же, как и в первый раз, сжимается твое сердце, будто отрывается от него что-то с болью. Может быть, увидел ты деревянную Каменушку и жительницу этой Каменушки, которая вместо запятнанного окопной глиной письма получит коротенькую бумажку и забьется в неутешном горе, запричитает громко, по-деревенски. И встанут около нее трое простоволосых ребятишек, которым и не понять сразу, отчего и почему где-то далеко-далеко послал на смерть их отца один человек и после победы отец не приедет с обещанными гостинцами…
В трубку было слышно, как шевельнулся лейтенант, кашлянул и тверже произнес:
— Связь нужна! — А потом скороговоркой, как будто недовольно, буркнул: — Да поосторожней там!
Отключив аппарат, Матвей призадумался: смерть-то не тетка. Пошарил глазами вокруг себя, отыскивая место, по которому удобней пробраться к ручью. Метрах в двухстах от трубы росли низкие кусты ивняка, спускаясь к самой осоке, разросшейся по краям ручья. Ободряя себя, Матвей сказал: «Живем пока» — и пополз.
Осторожно раздвинув осоку, Матвей оказался в грязном русле ручья. Руки по локоть ушли в вязкий ил, ползти было трудно, но он упорно двигался к трубе, время от времени делая передышку и сплевывая вонючую воду. Берег ручья и осока скрывали его от глаз снайпера, но Матвей боялся, чтобы тот не заметил провода, пригибающего осоку.
Вот и труба. Матвей ногами вперед залез в нее.
По дну бетонной трубы лениво сочилась струйка позеленевшей воды. Матвей, лежа на животе, вывинтил из карабина шомпол и, пользуясь трещиной в трубе, загнул его крючком. Полюбовавшись своей работой, он привязал крючок к проводу.
— А ну-ка, кто кого объегорит?
Немного высунувшись, Матвей забросил шомпол на верх трубы и потянул. Что-то зацепилось. Он дернул посильней, крючок слетел, и несколько оборванных проводов повисло с края трубы.
— Толково! Дело идет! Еще разок! Чиркнула разрывная пуля…
— А наплевал я на тебя! — приговаривал Матвей, втягивая поглубже в трубу «зарыбаченные» провода.
Свой провод он сыскал сразу. Провод был трофейный, красный. Почему-то командир отделения связи обожал все трофейное и постепенно заменил весь русский провод на катушках немецким и был этим весьма доволен.
— Вот он! — удовлетворенно отметил Матвей и вдруг подумал вслух: — Небось из-за этого красного кабеля они и связь-то перебили? Ну, конечно, его издаля видно. Ох уж этот сержант наш. Ему бы дерьмо, да чужое. Ну, погоди, выберусь отсюда, всю эту трофейщину к лешакам повыкидаю и сержанта отлаю. — Рассуждая так, Матвей подключал соединенные концы к аппарату.
— «Заря»!.. «Заря»!..
— Савинцев. ты? — раздался обрадованный голос лейтенанта. — Добрался? Ну, ладно. Благодарю!
— Служу Советскому Союзу! — радостно ответил Матвей, по привычке привскочив, но так стукнулся затылком, что в глазах потемнело. Услышав, как лейтенант стал передавать координаты на «Москву», Матвей не стал громко ругаться, а потер шишку и вполголоса запел, продолжая разбирать и зачищать провода:
Оте-е-ц мой был природный пахарь,
И я рабо-отал вместе с ним…
Присоединив конец другого провода, он прижал плечом трубку к уху. Женский усталый голос с тихой безнадежностью звал:
— «Луна»… «Луна»… «Луна»…
— Але, девушка, вы кого вызываете?
— А это кто?
— Это связист Савинцев!
— Ой, я такого не знаю. Как вы попали на нашу линию? Отключайтесь, не мешайте работать!
— А чего мне мешать-то, когда линия ваша не работает, — добродушно усмехнулся Матвей. — Говорите лучше, кого надо, может, помогу вашему горю. Да не посылайте связистов к трубе — снайпер тут подкарауливает.
— «Луну» мне нужно, товарищ связист, поищите, пожалуйста.
— На луну пока еще линия не протянута, уж что после войны будет, а покамест говорите фамилию тутошнего связиста, — пошутил Матвей, отыскивая подходящий провод.
