— Можно я у вас сегодня останусь ночевать? — прямо у порога спросил Цеховский.
— А, Таня, как она на это посмотрит?
— Возможно, я и подло поступаю по отношению к ней. Но я больше не могу находиться рядом с ней. Не выдержу. Мои нервы на пределе. Я ее вчера чуть не задушил.
Почти один выпив бутылку водки, Эдуард, взглянув на Якова, спросил:
Можно я у вас поживу несколько дней? Я на грани срыва. Моя жена меня упрекает в том, что я убил сына, разрешив ему служить в Афганистане.
Цеховский взял пустую бутылку «Столичной» и, покрутив ее в руках, поставил под стол. Вынув из пачки сигарету, он вышел на балкон. За ним последовал Яков.
Гость сделал несколько затяжек. Затушил сигарету и обратился к Фельдману:
— Яшка, мое предчувствие никогда меня не подводило. Ни тогда, когда я Таньку у себя в квартире взял силой, и не сейчас. Моя Татьяна была мне хорошей женой. Мы с ней практически не ругались. Даже стыдно признаться тебе, как мужику, что с того момента, когда я женился, у меня не было ни одной другой женщины, — сказав это, он подошел к Якову, и, посмотрев ему в глаза, добавил, — Я знаю, мой сын жив! И скоро мы его увидим.
Когда Левушке исполнился годик, Циля Абрамовна ушла на пенсию, чтобы ребенка не сдавать в сад. Наталья вышла на работу. Еще до декретного отпуска Яков, через своих знакомых, устроил ее на торговую базу. Коллектив был в основном женский.
Коллеги считали, что Наташке очень повезло в жизни. Свекровь души не чаяла в своей невестке и любила ее, как дочь.
— Как это тебе, провинциалке, удалось охмурить такого красавца? — спросила ее как-то коллега по работе.
Он в меня влюбился, как только увидел. Прохода не давал.
А вы долго встречались?
Нет. Он сказал, что если я с ним не пойду в ЗАГС, то повесится. Я очень испугалась. Мне его стало жаль, и я согласилась стать его женой, — соврала Наташка.
О таком, как Яков Львович, любая баба по ночам мечтает, — не унималась коллега. — В нем есть то, чего нет в других мужиках.
А чего в других мужиках нет? — поинтересовалась она.
Все то, что есть в твоем.
Ну, девчонки, хватит его расхваливать! Вы можете так моего мужа сглазить.
В этот вечер хозяин явился только в половине десятого вечера и навеселе.
— Это в честь чего ты такой веселый? По лотерейному билету машину выиграл за тридцать копеек? — полюбопытствовала жена.
— Ты, моя женушка, можешь меня поздравить! Ты свои стрелы направила в нужную цель. С сегодняшнего дня твой старый, больной еврей, заведующий отделением.
— Что за чушь ты несешь? Так я тебе и поверила. Лучше по-честному признайся, с какой бабой был?
— Я не ты, Булочка, всегда говорю правду.
— Прекрати обзывать меня Булочкой! — закричала Наталья на мужа.
— Все претензии к своему отцу. Это он прозвал тебя так.
— Мне совсем неприятно, когда ты меня называешь Булочкой.
— Худей. Становись стройной. Тогда ты будешь Кипарисом.
— Не получиться.
— Это почему же? — закатив глаза вверх, спросил муж.
— Потому, что ты скоро станешь отцом.
— Почему скоро? — удивленно спросил Яков. — А уже и так отец.
— Я беременная.
— Что? Что ты сказала? — растеряно спросил он.
— У нас скоро будет второй ребенок, — спокойно ответила жена.
Фельдман был против второго ребенка. Наталья не раз заводила разговор на эту
тему, но Яков и слушать не хотел. Натальины слова, что она вышла за его замуж, чтобы иметь московскую прописку, как ток, часто пронзали его тело.
«Всякое в жизни может случиться. Зачем, чтобы по свету бродила безотцовщина?» — думал он.
— Булочка, ты уже имеешь московскую прописку. Зачем же тебе второй ребенок? — зло, глядя в её глаза, спросил Яков.
Она, ничего не ответив, убежала в спальню.
Когда в спальню вошел Яков, жена лежала на кровати и плакала. Ему очень стало жаль Наталью, и он, наклонившись над ней, спросил:
любил и дорожил своей свободой. И поэтому холостых, разведенных, и матерей одиночек он старался держаться подальше.
Увидев, Светлану с сыном он, не стесняясь, стал у родителей друга, снимать допрос:
— Давай немного подождем. Это дело не хитрое. Левка еще совсем маленький.
Молодая мать плача приподнялась и, обняв мужа, сквозь слезы произнесла:
