К моей радости оказалось, что я почти не ошибся в расчетах. Еще когда я переходил реку, заметил поваленную в воду березу, которая и послужила мне ориентиром.
Если бы можно было себя утешить только одной мыслью, что отрицательный результат тоже результат, то я был бы рад возвращению, однако сломанные зубы не давали покоя. От промозглого холода боль стала совсем нестерпимой, она буквально сводила меня с ума. Голод и усталость подхлестывали её. Одни испытывают тупую боль, другие — острую. У меня же было нечто невообразимое и жестокое.
Судьбе-злодейке было угодно сделать мне очередную подножку и дать испить до конца чашу сегодняшних испытаний. В полумраке переходя реку, я умудрился оступиться на камне. Ноги тут же разбежались в разные стороны, и я кувыркнулся прямехонько в воду. Хорошо, что упал на мелководье. Острая боль в поврежденной руке и ледяная вода, словно это вовсе не вода, а жгучая жидкость для выведения бородавок, заставили меня моментально выскочить, почти выпрыгнуть из реки. Отчаянный вой огласил тайгу. Выбравшись из воды, я из последних сил добрался до своей конуры.
Сидя весь мокрый в тесной кабинке, я чувствовал, что в ней немного теплее, чем снаружи. Какой же я молодец! Не зря значит, старался, когда делал крышу.
На ужин я выделил себе кусочек размятого в руке сникерса и глоток рома. Приложив к нёбу шоколадку, я осторожно начал разминать ее языком. Получалось сравнительно неплохо. Понемногу образовывалась сладковатая масса, которую я проглатывал, при этом стараясь не задеть обнаженные нервы сломанных зубов. Это мне удавалось не всегда, поэтому время от времени мое обиталище оглашалось диким воем…
Еда и питье даже в незначительных количествах помогли мне справиться с ознобом. Хотя время от времени меня колотило дрожью и терзали разные мысли…
«Рома осталось полфляги, — думал я с тоской. — Это около двухсот пятидесяти грамм. Как не крути, а завтра придется его допить. Или, может быть, развести его снегом? От сникерса осталось также чуть меньше половины. Завтра мне придется его съесть полностью. Шоколад мне не разбавить. А жаль! Если завтра я не найду самолет, то послезавтра мне жрать будет нечего. Плохо».
Теперь мне были видны недостатки моего необычайно идиотского, наиглупейшего плана: начать жизнь заново. Да уж, начал так начал! Последствия решения лететь на край земли оказались совершенно иными, чем я предполагал. Они были просто катастрофическими. Меня оправдывало одно обстоятельство: всё это я сделал, находясь в состоянии временного умопомрачения. Благодаря собственной слабости я оказался у разбитого летающего корыта, в прямом смысле этого слова. И мне пришлось пережить не самые приятные минуты своей жизни, совершенствуя эквилибристику в туалете падающего с огромной высоты лайнера.
На душе скребли кошки, я честно признался, что вёл себя, как распоследний осёл, совершенно не стоило так убийственно переживать, так сходить с ума сидя в теплой квартире в Москве… Но теперь было поздно сожалеть о случившемся. Что сделано, то сделано, как говорили римляне. Теперь мне оставалось бороться за свою непутевую жизнь и надеяться на скорейшее прибытие спасателей.
Я так устал и замерз, что даже нахлынувшее на меня отчаянье и зубная боль поддались чарам Морфея. Я не заметил, как погрузился в дремоту и уснул.
Следи за собой, будь осторожен…
В. Цой
Я вновь оказался на мосту, но теперь рядом со мною кто-то был. Кто-то потихоньку крался за мною, но когда я несколько раз резко и неожиданно оборачивался, то успевал заметить только тень, быстро исчезающую в полумраке. Первое время меня это жутко беспокоило. Кто или что это? Следует бояться или нет? Но никакой угрозы со стороны моей «Тени» я не чувствовал. И скоро она совсем перестала доставлять беспокойство, вызывая лишь жгучее любопытство.
Мост в этой части был весьма широк. И, что самое неожиданное, покрыт роскошным садом, приятно радовавшим глаз зеленью, украшенной мириадами разноцветных цветов.
«Экий райский уголок, — подумал я, — красиво, словно в тропиках».
За всю свою жизнь мне не приходилось не только видеть, но даже и слышать о подобных деревьях. Сами по себе невысокие, они широко раскидывали свои ветви, осыпанные соцветиями. Присмотревшись, я понял, что деревья в саду были разные, они отличались и цветами, и формой листьев. И все они были фруктовыми! Только одни цвели, другие обильно плодоносили. «Бог ты мой!» — воскликнул я то ли от увиденной красоты, то ли от обилия красивейших, и наверняка наивкуснейших фруктов.
