Ближе к вечеру приходил Саша. Иногда с другом, иногда один, иногда со своей семнадцатилетней старухой Юлькой. Я цепенела, краснела и начинала отвечать Таньке невпопад. Бывало, Саша заходил в Танину комнату и даже разговаривал с нами. Каждый разговор с ним прогонялся в моей голове до состояния зажеванной магнитофонной ленты до тех пор, пока не появлялся новый повод для бесконечных воспоминаний.
Стоял конец января – холодный, жгучий, жалящий, обжигающий лицо и руки до обморожения. Бесстрастные северные морозы окутали все вокруг, и только по утрам в морозной дымке вырисовывались призрачные дома, улицы, машины, дороги. Около двух часов дня начинало смеркаться, и город-призрак снова исчезал в кромешной тьме. Счастье привалило нежданно. Танина мама уехала в командировку в соседний город, папа, как приличный человек, тут же загулял и уже третий день не возвращался с какого-то дня рождения. В школе объявили дискотеку для старшеклассников. Меня эта дискотека никак не касалась, и, собственно, узнала я о ней от Тани, которая всю неделю ходила мрачнее тучи. А в конце недели вдруг расцвела, подловила меня в коридоре на перемене и заговорщицки зашептала, что Саша согласен взять ее и меня на дискотеку, раз уж Таня осталась временно сиротой, если мы будем вести себя как мышки, молчать в тряпочку и ни к кому не приставать с глупостями. Настоящая дискотека со старшеклассниками, среди которых будет Саша! Мысли заскакали, сердце забилось от такой новости. Последующие два дня мы провели в полной конспирации. Во-первых, надо было придумать внятную байку для моих родителей. В итоге сошлись опять же на толстой Светке, о которой я маме уже рассказывала как о девочке приличной и тихой. Во-вторых, был придуман концерт, где мы со Светкой должны будем выступать, а следовательно, готовиться к нему нам необходимо допоздна. В-третьих, нужно было придумать наряд (но тут Таня все взяла в свои руки, в довершение к остальным талантам она была еще и прирожденной модницей).
Родители на мое сообщение о завтрашнем позднем возвращении отреагировали равнодушно. У них не ладилось с работой, они приходили поздно и до самой ночи разговаривали на кухне о каком-то придурке начальнике и о том, что не этого они ожидали, переезжая на Север. Они были журналисты с ненормированным графиком. Сумасшедшие люди, преданные своей профессии, они много курили и много работали. Я со своим якобы концертом привлечь их внимание не могла. А потому все разрешилось благополучно.
Уже в пять вечера я была у Тани. Она заранее достала из баула со старыми вещами свои теперь уже маленькие для нее джинсы и Сашину футболку с Цоем. Собственно, футболка доставала мне до колен и выглядела как платье. При любых других обстоятельствах я бы отказалась такое надевать. Но, во-первых, это была футболка Саши. А во-вторых, у Тани определенно был вкус – она сказала, что на мне эта футболка выглядит туникой, и слово «туника» польстило мне своей непонятной изысканностью.
Договорились, что мы вместе с Сашей и Юлькой идем в школу к семи вечера. Дальше я и Таня остаемся стоять у школы и ждем знака от «старшаков». В это время Саша отвлекает проверяющих училок на вахте, и, как только он их отвлечет, мы огромной компанией, в самом сердце которой, как нелегалы, запрятаны мы с Таней, проходим. Так и случилось. Саша со своей Юлькой – густо накрашенной женщиной с визгливым голосом – зашли в школу. Мы остались стоять у дверей. Дул ветер. Словно кнут, обжигал нас северный мороз. Прошла минута, другая. Потом счет пошел на десятки. Коленки, облегаемые только тонкими джинсами без колгот, начали терять свою чувствительность. Больно жгло щеки и хотелось в туалет. Мы молчали. Я начала переживать, что «старшаки» над нами жестоко подшутили и теперь мы будем стоять здесь, пока не замерзнем, потому что уйти домой у нас не хватит силы воли. Кто жил на севере, тот знает, что такое – ждать кого-то на улице. Наконец из школы вышла Юлька (она была уже без дубленки, в одном легком зеленом платье) и крикнула:
– Быстро на второй ход, там вас народ ждет.
