- Да-а, - протянул он. - Когда ветер сумасшествия коснется тебя своими крылами, я надеюсь, ты будешь готов к этому.
#####
Целью его прихода к нам тем дождливым берлинским вечером был прием мескалина. Они пространно обсудили субстанцию - Хаксли ссылался на Хавелока Эллиса, Краули - на Веды, полагая, что божественная сома индийцев являлась ни чем иным, как грибами. "Ну что же, приступим, - сказал Краули, - а то уже около шести." Мы и приступили... Сначала из большого кальяна покурили гашиш, чей эффект значительно воспламенил атмосферу. Хаксли, "разбивший оковы скрытого духа", а точнее, в мгновение ока потерявший большую часть своего язвительного самообладания, выглядел почти счастливым. Мой мозг (как и мозг Краули) по-прежнему сохранял интенсивную, прохладную чистоту кокаина, лишь частично подавляемую алкоголем или гашишем. Мы поддразнивали нашего гостя, будто озорного сорванца. Его интеллект понесло. Он пылко и уничтожающе говорил об Англии и англичанах, выражая взгляды, доставлявшие удовольствие Краули. Они обсуждали Гурджиева, буддизм, Йитса и его Прозрения, и тут уже настала очередь Краули показать когти сарказма. Хаксли даже попробовал затеять лекцию по даосской алхимии, грубо прерванную вопросом Краули, означает ли хлопок одной ладони способ мастурбации при сифилисе. Мы громко расхохотались, словно мальчишки над грязной шуткой. Попутно я занимался дозировкой мескалина.
- Ты знаешь, что Гитлер принимал его, - заметил Краули, наблюдая за моими руками, - я слышал от верного человека из ОТО...
- ОТО? - переспросил Хаксли.
- Ордо Темпль Ориентис. Моя местная ветвь, так сказать. Контакты с нацистами, впрочем, их сугубо личное дело и я искренне не советую туда лезть. Они либо основали партию, либо, по крайней мере, развратили ее. Ты, естественно, не в курсе, что два главных в ОТО человека лично учили Адольфа Гитлера? До этого он был неотесанным, заикающимся австрийским идиотом, дешевым богемным художников и извращенцем. Они взяли его с улицы, обучили ораторскому искусству, риторике, стратегии и, благодаря действию тщательно выверенных доз этого наркотика, который вскоре, мой дорогой Олдос, предаст твои глаза огню, вывели на личного демона.
В словах Краули мелькнуло нескрываемое злорадство. Недвусмысленный намек Зверя нашему романисту, нашему абсолютному реалисту, на иррациональные и черные силы, с которыми он может неожиданно столкнуться, запершись наглухо даже в клетке здравого смысла. Тихое торжество мага. Клоуна ситуации, прятавшегося за шутками и ухмылками. Все самое важное он говорил между прочим, и никто не воспринимал его всерьез.
- Тогда, - сказал Хаксли, - весь этот несравненный романтизм, ищущий в агонии выражение в иррациональном, в секретных культах, нашел здесь свое королевство. Фашизм, опуская подробности - триумф декаданса, конечное сумасшествие богемного мира.
- Так что, судя по всему, бойни Аримана снова переполнятся кровью до краев, - бросил Краули и, загадочно подмигнув дорогому Олдосу, снова усмехнулся.
Спустя мгновение, тянувшегося вечность, изначально сухие черты лица Хаксли свело в одной большой улыбке, его глаза, сиявшие лучезарным блеском и озаренные внезапным вдохновением, слегка побагровели, затем налились кровью. В какую область "возвышенного очарования" он шел, могу только догадываться. Может, внизу под его стопами простирались ледяные вершины Кубла-Хана или давно растаявший во времени кусок его детства, благоухающий дымом разложенных в усадьбе костров, преследуемый дыханием лета. И что за музыка кружилась вокруг него, абиссинская ли девушка ублажала его своими цимбалами или какая-нибудь звездная симфония ласкала слух, также осталось секретом.
Что бы ни открывалось в такие моменты, нерушимо принадлежит внутренней жизни личности. И даже если бы он хотел общаться, у него нашлось бы немного слов, имевших бы хоть какое-то приближенное отношение к происходившему. У нас не было готовых атласов мескалинового путешествия в психике. Мое воображение захватила власть цветов: желтые спектры, испускаемые газовыми фонарями; светящиеся капли дождя, падающие на подоконник; глубокий кобальт неба; фиолетовые дымки облаков над бледной луной и весь мировой соблазн, сконцентрированный в радуге.
