Копецка. Но ведь вы же не можете делать дела, сидя здесь, на товарной станции?
Швейк (приветливо). Ну, здесь я не состарюсь. Я стоил им уже одного вагона с мылом. Это совсем нетрудно. В Австрии однажды был случай, когда правительство запретило стачку, но железнодорожники остановили все движение на восемь часов только тем, что они стали неукоснительно исполнять все без исключения пункты инструкции о безопасности на транспорте.
Копецка (энергично). Шпица нужно убрать из трактира, пан Швейк. Мне оказывает некоторую протекцию господин Бретшнейдер, он все еще надеется, что я буду крутить с ним, но ведь это не слишком важная персона.
Швейк еле слушает ее, так как два немецких солдата проносят мимо него большой котел, от которого идет пар. Они наполняют алюминиевую миску солдата гуляшем. Балоун, давно уже управившийся с едой, встает и, принюхиваясь,
словно в трансе, делает несколько шагов вслед за котлом.
Швейк. Я его уведу. Посмотрите на него только!
Немецкий солдат (резко, Балоуну). Стой!
Копецка (Балоуну, который возвращается угрюмый, в сильном волнении). Возьмите же себя в руки, пан Балоун.
Швейк. В Будейовицах жил один доктор, так он страдал такой сахарной болезнью, что мог питаться только рисовым супом и больше ничем - не человек, а развалина. Он не вытерпел и стал украдкой доедать чужие объедки, хоть и знал, чем это может для него кончиться. Наконец ему стало совсем невмоготу, и он велел своей экономке, которая, бедняга, заливалась слезами и чуть не роняла судки на пол, приготовить ему обед из семи блюд со сладким пирогом в придачу и прочим десертом, а еще он завел граммофон и поставил похоронный марш - и от этого окочурился. Так будет и с тобой, Балоун. Твой жизненный путь завершится под русским танком.
Балоун (все еще дрожа всем телом). У них гуляш!
Копецка. Я ухожу. (Забирает судки и уходит.)
Балоун. Я хочу только одним глазком взглянуть. (Жующему солдату.) Простите, господин солдат, у вас в армии все такие же большие порции? Ваша порция очень солидная. Но, может быть, это только в наряд, чтобы вы нас получше охраняли, не то мы убежим, а? Нельзя ли мне нюхнуть разочек?
Солдат сидит и ест, но при этом шевелит губами, как бы что-то повторяя.
Швейк. Не приставай к нему! Разве ты не видишь, болван, что он должен вызубрить номер вагона, иначе в Нижнюю Баварию пойдет совсем не тот вагон. (Солдату.) Вы правы, что стараетесь это выучить наизусть, мало ли что бывает. Теперь уже больше не пишут место назначения на вагонах, так как саботажники насобачились стирать надписи и малевать ложные адреса. Какой номер-то, четыре тысячи двести шестьдесят восемь, не правда ли? Так вот, нечего вам, битых полчаса шевелить губами, я вам, так и быть, расскажу, что вам следует делать. Меня этому научил один чиновник ремесленной управы; он очень хорошо растолковал этот способ лотошнику, который все не мог запомнить номер своего лотка. Вот как он объяснил - я возьму для примера ваш номер, чтобы нагляднее показать вам, до чего все это легко и просто. Четыре тысячи двести шестьдесят восемь. Первая цифра - четверка, вторая- двойка. Стало 'быть, вы уже запомнили - сорок два, то есть, по порядку, дважды два четыре, то есть впереди просто четыре, а за ним четыре деленное на два, и, значит, снова у вас стоят рядом четыре и два. А теперь не пугайтесь. Сколько будет дважды четыре - восемь, не правда ли? Следовательно, запомните, что восьмерка, которая заканчивает число четыре тысячи двести шестьдесят восемь, стоит последней в ряду, теперь вам нужно только вспомнить, что первая цифра - четыре, вторая - два, четвертая - восемь, и вам стоит только как-нибудь запомнить шесть, которое стоит перед восемью. Ну, это же проще простого! Первая цифра - четыре, вторая - два, четыре и два будет шесть, и уже, как сказал господин из ремесленной управы, порядок чисел никогда не выветрится из вашей памяти! Вы можете еще проще добиться такого же результата. Этот способ он тоже объяснил лотошнику, я повторю его вам на примере вашего номера.
Солдат слушает его, широко раскрыв глаза. Губы его перестали шевелиться.
