— Ну что ж, я думаю, будет справедливым понизить вас за невнимание и хвалебные отзывы о Румянцеве в воинском звании на одну ступень. Поздравляю вас… полковник. Будем считать, что между вами и Румянцевым счет 1:1.
Папа Сеня любил подобные шутки; очевидно, они поднимали ему настроение, но главное — ставили всех на место. Здесь поучать и высказывать предложения мог только один человек — он сам.
Вызвав референта, он сказал, чтобы тот подготовил представление о награждении боевым орденом капитана 1-го ранга Ивана Михайловича Румянцева. Когда тот пришел подписать документы, Архимандритов, почти не глядя, подписал и распорядился:
— Подготовь самолет, мне нужно быть в Сочи. Пусть там меня встретит Румянцов.
Но вылететь в Сочи, где уже несколько дней в санатории находился на отдыхе Иван Михайлович, довелось не сразу. За несколько часов до вылета секретарю ЦК позвонил глава государства и просил приехать к нему в загородную резиденцию. Разговор был обычный, ни о чем. Неожиданно глава спросил:
— Арсений Алексеевич, мне секретарь ЦК по идеологии сказал, что наш руководитель безопасности имел встречи с одним влиятельным человеком из США. Причем тайно. Что вы мне на это скажете?
Архимандритов, знавший обо всем, что делается в стране, в том числе и о всех старательно законспирированных встречах, не счел нужным вводить в курс дела дряхлеющего главу. Он лишь сказал:
— Ничего особенного. Его должность обязывает к тайным встречам и не только с известными политическими деятелями. Не стоит об этом волноваться.
— Вы меня успокоили. А то я уже стал переживать…
Выехав от главы, Арсений Алексеевич вспомнил свою встречу с Бросманом. Пора было завершать кампанию на юге Африки. За эту партию, которая могла привести мир к ядерной катастрофе, должен же кто-то понести ответственность.
Архимандритов сел в машину, поднял трубку радиотелефона и приказал:
— Шестого ко мне в 17.50.
Шестым в его тайной иерархии политиков был недавно произведенный в генерал-полковники Круглов. Буквально вчера был подписан указ о награждении его орденом Ленина. Несомненно, генерал отмечал это торжественное событие. Но в назначенное время он прибыл; по всему было заметно, что в приподнятом настроении и после дозы спиртного.
Подводящий итоги, а значит, устраивающий разборки, Архимандритов — карающий и беспощадный — усадил гостя в кресло.
— Как празднуете? Недавно отмечали… ах, да… Вы не могли бы мне рассказать, каковы наши возможности по освоению копий алмазов в Африке? Насколько я знаю, вы рапортом доложили руководителю безопасности о том, что работы по отслеживанию копей успешно продолжаются и что ваша агентура работает эффективно. Но… что вы скажете о резидентуре генерала Ларичева? Насколько мне известно, ваши неофициальные сотрудники братья капитаны Суховы исчезли, а генерал Ларичев, сказав, что вылетает в Москву, также пропал, и самолет, на котором он должен был прилететь, приземлился без него. Ну это все меня мало беспокоит. И вас, кажется, не беспокоит. Ибо вы работаете в госбезопасности, а они — офицеры военной разведки. Но вы-то понимаете, о чем я говорю.
Генерал-полковник мгновенно вскочил с кресла, прижав крепко сжатые кулаки к лампасам, вытянувшись по стойке «смирно». Хмель улетучился, он ощутил угрозу, нависшую над головой.
— Я разберусь и вам лично доложу, товарищ секретарь.
— Не спешите разбираться и тем более докладывать. Меня эти люди не слишком беспокоят. Пусть они беспокоят военное командование. Но, может, вы скажете, где мой Румянцов? По имеющимся у меня сведениям, он уже неживой. Хорошо, если мы отыщем его тело. Я не буду голословным, генерал, послушайте эту запись.
Круглов напрягся, а из передатчика зазвучал его голос: «Ада, я закрою на все глаза, если… словом, ты понимаешь, если не станет этого зарвавшегося моряка…» Дальше раздался легкий смешок Ады Андреевны. Да, это была их последняя встреча, на которой его агент Ада Ютвакова докладывала о своем вояже в Юго-Восточную Азию. Круглов хорошо помнил ее реакцию: в этот момент она саркастически улыбалась, сделав резкий жест ребром ладони ниже пояса Круглова, словно лишала того главного мужского достоинства. Ее жест был грациозен и красноречив, и Юрий Владимирович и сам тогда улыбнулся в ответ.
