Схватка не на жизнь - страница 6

Теперь нужно было найти на ощупь под скатеркой прилепленную кусочком пластыря записку. Но спешить Дема не стал. Блуждающим и бесцельным взглядом, какой бывает у праздногуляющих бездельников, он откровенно и нахально оглядел посетителей кафе, затем подозвал официанта.

— Кулебяку и чаю, только чтоб чай как следует был заварен.

— Не прикажете ли графинчик «смирновской»? — полюбопытствовал бойкий официант с полотенцем на согнутом локте: — Есть еще маслята. Божественная закуска.

— Принеси, что сказал! — недовольно повысил голос Смолян и развалился на стуле, убрав вытянутые ноги под стол.

Дема чуть приподнял скатерть, чтобы достать оставленное загодя подпольщиком послание в штаб Реввоенсовета фронта, но почувствовал устремленный на него сверлящий взгляд и резко обернулся.

У буфетной стойки мял в руках картуз человек. Стоило Деме Смоляну посмотреть на незнакомца, как тот слишком поспешно отвел взгляд в сторону. Второй тип — в точно такой же фуражке-картузе с чуть примятым козырьком — топтался у двери кафе.

«Чего это они на меня уставились? — заволновался курьер. — Будто больше не на кого глаза пялить…»

Дема напрягся — в нем точно натянули струну. И, решив немедленно проверить, случайно он попал под наблюдение или же двое в одинаковых картузах прилипли к нему неспроста, привстал со стула, потянулся к сидящему за соседним столом грузному господину с прилизанным затылком.

— Золотишка бы мне, — тронул он соседа за плечо. — За ценой не постою.

— Вы… вы, милейший, ошиблись! — недовольно буркнул господин, но Дема не отставал:

— Да вы не тушуйтесь. Ясно, что при себе ценности не держите. Загляните вечерком в «Столичные номера купца Репникова». Имею удовольствие там квартировать.

Дема достал из кармана клочок бумаги, чиркнул по нему огрызком карандаша несколько строк и почти насильно вложил записку в карман пиджака соседа.

— Понимаю, что по адресу ничего не принесете. Это и вернее. Обговорим вначале цену и прочее, — и, повысив голос так, чтобы услышал у стойки буфетчика тип в картузе, Дема громко повторил: — На Петровской, возле мужской гимназии. Только не ерепеньтесь! Вижу, что золотишко про запас держите. У меня на таких, как вы, нюх выработался.

— Но позвольте!

— Не позволю! — перешел на шепот Смолян. — Не стройте из себя цацу!

— Это черт знает что такое!

Резким движением господин отодвинул на край стола тарелку с недоеденной кулебякой, бросил на скатерть смятую ассигнацию и встал, желая избавиться от привязавшегося к нему человека.

— До вечера! Покедова! — крикнул вслед Дема и спрятал ноги под столик.

Господин снял со спинки стула трость, еще раз рассерженно повторил: «Черт знает что!» — и поспешил покинуть кафе. Следом, забыв допить рюмку ликера, тотчас устремился тип в полосатом картузе.

Теперь Деме все стало ясно:

«Чем-то выдал себя. Это «хвост». Завяз крепко. Вряд ли их всего двое, где-то рядом должно быть подкрепление…»

Забирать необходимые Реввоенсовету, с немалым трудом и риском добытые неизвестным подпольщиком оперативные сведения было нельзя, иначе при аресте они попадут в руки врангелевцев. Для безопасности подпольщика, сумевшего собрать секретную информацию, будет лучше, если его шифровка останется в неприкосновенности в кафе. Авось никто не удосужится перевернуть стол на попа и обшарить его днище…

Хорошо еще, подумал Дема, что «хвост» пристал к нему именно в кафе, а не тогда, когда он появился в Царицыне и пробирался на явку. Иначе Никифоров, а с ним и явка были бы накрыты, безвозвратно потеряны для будущих курьеров из-за линии фронта, которые, несомненно, будут присланы в Царицын, после того как Демид Смолян не вернется с задания. Дом на тихой малолюдной улице надо всячески оберегать от провала — это единственная перевалочная база для курьеров Реввоенсовета фронта.

«Прощались со мной и крепко верили в скорейшую встречу, — вспомнил Дема. — Как же — не в первый раз шел на задание, не первый день в разведке… Интересно, когда до товарищей дойдет известие о моем провале? Через день, через два или позже?»

Он помешивал ложкой в стакане с давно остывшим чаем и прикрывал ладонью глаза. Так ничего не отвлекало от размышлений о том, как умнее поступить при сложившейся обстановке, выход из которой, единственно верный, был всего один.