Взять хотя бы последний пример с Котом, расстрелянным два дня назад. По этому поводу УВД оперативно запустило в местную прессу скромненькую заметочку под названием «Убийство предпринимателя», и городские СМИ ее безропотно опубликовали. А ведь всем в городе было известно, что в действительности Кот — обыкновенный бандит, сколотивший капиталец на самом доходном, но и самом убийственном бизнесе — бензиновом, что его расстрел — сигнал к началу войны между группировками, контролирующими город. Журналисты попытались было отступить от формулировок милицейской сводки, но им сказали «низ-зя!» и отослали за разъяснениями к прокурору, поскольку-де расследованиями таких преступлений занимается прокуратура. Старый сценарий: прокурора и в лучшие дни на месте не застать, следователи набрали в рот воды, в результате корреспонденты, помаявшись в приемных и коридорах, остались все с теми же процентами и прочими математическими выкладками.
Благо бы охраняли тайну следствия или боялись посеять панику среди населения, какое там! Просто предпочитали прятаться за оградой секретности, дабы не выносить сор из казенной избы. Но всегда находится тот самый мальчик, который произносит: «А король-то голый!» И тогда начинается такой кавардак! Словно сопливый пацан не просто констатировал то, что видели все, а сделал настоящее открытие. Именно так и произошло с той статьей в «Курьере», в которой молодая журналистка назвала вещи своими именами, чем вызвала жуткий переполох в сплоченных рядах стражей порядка. По прокуратуре даже разнесся негласный приказ: С. Коноплеву и на порог, что называется, не пущать.
Огородников аккуратно сложил в пока еще тощий скоросшиватель немногочисленные бумаги по делу Михаила Васнецова и, откинувшись на спинку стула, рассеянно уставился на свои худые долговязые нога, облаченные в мятые серые брюки, на старые коричневые ботинки с выступившими на потрескавшейся коже солевыми разводами. Но это бы еще ничего, хуже, что в подошвах ботинок образовались дыры, а значит, неизбежна совершенно непредвиденная трата. «Хоть бы морозы подольше подержались, — с тоской подумал Огородников, — тогда бы, может, еще доходил в них до марта».
Деньги в его большом семействе не задерживались, улетучивались буквально на глазах. Его зарплата оказывалась полностью распределенной задолго до ее получения. У мальчишек — а их у него было трое, включая двух сыновей жены от первого брака, — одежда и обувь буквально горели, на аппетит они тоже не жаловались, а жаловались исключительно на то, что не могли себе позволить джинсы «Келвин Кляйн». Впрочем, не так уж они и роптали, в отличие от жены, которая уже через неделю после получки то там, то здесь перехватывала в долг.
— Ну почему другие живут, а мы прозябаем? — выговаривала она ему, когда Огородников попадался ей под горячую руку. — Я тоже хочу ходить в натуральной шубе, ну чем я хуже других?
Что на это мог ответить Огородников? Действительно, его Лидия была ничем не хуже других. И он ее по-своему любил и жалел. Для него не было секретом, что сослуживцы считали его полным неудачником, потому что, по их мнению, только полный неудачник и слепец мог жениться на некрасивой и немолодой женщине с двумя детьми. Его мать тогда пришла в ужас: «Шура, одумайся, что та в ней нашел?» Вопрос был поставлен некорректно, потому что Огородников ничего и не искал, поскольку поиск подразумевает хоть какой-то, но выбор. А у Огородникова случилось так: зашел в гастроном и, расплачиваясь за покупку, заметил, какие грустные глаза у кассирши. А что он еще мог разглядеть в стеклянной клетке, где она сидела, к тому же наполовину скрытая огромным кассовым аппаратом? Только глаза и кружевную наколку в волосах.
У нее тоже не было выбора (у разведенной-то и с двумя пацанами!). Впереди ей светила перспектива состариться в своей коммуналке без всякой надежды на мужское внимание. А потому она пропустила мимо ушей ехидные замечания продавщиц из гастронома насчет невзрачности и неразговорчивости неожиданного поклонника. Поначалу она была даже счастлива, потому что тогда, на самом закате развитого социализма, Огородников, в одночасье ставший главой солидной семьи, получил трехкомнатную квартиру, и ехидные товарки ей позавидовали. Еще бы, ее социальный статус резко менялся к лучшему! Но прошли годы, и одного статуса оказалось мало, а что еще мог ей предложить честный трудяга и идеалист Огородников, который не брал взяток и отказывался от выгодных предложений?
