Шутки в сторону - страница 4

Разъяренная Вероника орала на весь дачный поселок:

— Сучка подзаборная! До каких пор ты будешь доводить пожилого человека до инфаркта?! Что, надеешься все под себя подгрести? Ничего не получишь, поняла? Ничего!

Караянов, завернувшись в простыню, стоял в дверях, пока Ольга второпях пыталась что-то на себя натянуть, и успокаивал разбушевавшуюся дщерь с лицом, покрывшимся красными пятнами:

— Ника, ты же взрослая баба, у тебя у самой любовников полно, я же не вмешиваюсь.

Ника разбушевалась еще сильней:

— Как ты можешь при этой девке выяснять наши внутрисемейные проблемы? Пусть немедленно выметается!

Ольга путалась в своих тряпках и мечтала провалиться сквозь землю. Дочь в отличие от матери не ограничивалась вежливым предупреждением, а вовсю раздувала кадило.

Выпрыгивая из-за отцовской спины, грозила:

— Я тебе устрою, подстилка, я тебе устрою! Это же надо — никакой совести, ничем ее не убедишь! Ладно, раз ты такая ушлая, я найду другой подход. Раз с тебя как с гуся вода, я на твоей дочке отыграюсь, она ведь не такая толстокожая…

Ольга встрепенулась и, хотя она обещала себе ни слова не говорить в ответ, все же не выдержала:

— При чем тут моя дочь?

— А при том… Если тебе наплевать на детей твоего любовника, то мне плевать на твоих. Нужно же как-то прекратить этот маразм!

Нашла кого сравнивать: себя с Катькой! Что у них общего? Что общего у воздушной покладистой Катюхи с этой разукрашенной телкой в лопающихся на заднице джинсах? Ольга вдруг почувствовала, как в ней закипает злость, и не только к себе и скандальной Веронике, но и к Караянову, этому неугасимому светилу, тускнеющему на глазах. Ольга демонстративно неторопливо надела бюстгальтер и принялась спокойно натягивать колготки, не обращая внимания на индюшиный клекот профессорской дочки, которая от подобной наглости зашлась в истерике.

Наконец, исторгнув последнее проклятие, она скрылась за дверью. На улице резко газанул ее автомобиль, и все стихло.

Ольга застегнула последнюю «молнию» и пошла к выходу, не обращая внимания на профессора Караянова. Он крикнул ей вслед:

— Постой, я тебя отвезу!

Но она не остановилась, а побежала. Быстрей, быстрей, не оглядываясь. Впервые она ослушалась профессора Караянова!

Ольга добралась домой только около часа ночи. Ей пришлось долго идти от караяновской дачи до какого-то полузаброшенного полустанка и около двух часов ждать электричку.

Вид темных окон собственной квартиры нисколько ее не обеспокоил: Катя, безусловно, уже спала. Ольга представила себе дочку, уютно свернувшуюся в постели, и слезы выступили на ее глазах — так захотелось прилечь с ней рядом и выплакать свою обиду.

В подъезде остро пахло горелым, под ногами неожиданно захлюпала вода. С чего бы это? Объяснение безобразию обнаружилось быстро: какое-то хулиганье опять подожгло почтовые ящики — уже второй раз за последний год! Ольга посмотрела на свой — под номером девяносто шесть — и тяжело вздохнула: зеленая металлическая коробка закоптилась до черноты и покоробилась. Что ж, одно к одному.

Поднялась на четвертый этаж, открыла дверь квартиры, включила свет в прихожей и осторожно заглянула в комнату дочери: Катина кровать была пуста!

Вторник в редакции «Курьера» начался привычно — с планерки. Редактор, именуемый в глаза и за глаза Петровичем, пребывал явно не в духе. Что вообще-то было ему несвойственно. Несмотря на респектабельную внешность, он напоминал студента, вечно сдающего сессию «на шару». И это в дополнение к густой каштановой шевелюре, аккуратно подстриженной бородке и массе других достоинств. Он с аристократической небрежностью носил элегантные костюмы, под которыми невольно угадывалось крепкое мускулистое тело спортсмена, о котором лучше не вспоминать, иначе в голову полезет черт-те что…

Время от времени кто-нибудь из лучшей половины журналистского корпуса газеты «Курьер» по уши влюблялся в Петровича — до заламывания бледных рук, мечтательных взглядов и прочих глупостей, без серьезных последствий. А у Светланы «процесс пошел». Они однажды завалились с ним в постель в гостиничном номере во время конференции в Москве, а потом, не сговариваясь, легко забыли о ночи романтических безумств. И каждый побрел по жизни дальше, гордо неся свой имидж: Петрович — примерного семьянина и любвеобильного отца трех малолетних детей, а Светлана — отъявленной феминистки, для которой не существовало никаких табу.