— Ваши половые трудности — это ваши половые трудности, — сказал я им. Маньячка смотрела на лучника слезящимися глазами, но рта не раскрывала. Тристан избегал моего взгляда. — Поэтому оставьте их при себе.
— Я…
— Именно. Ты, — отрезал я. — По коням. Мне стыдно будет просить за вас Еммануила ещё раз. Ясно?
Мы разошлись по коням, и только Мари недвижимо стояла посреди поляны, безмолвно шевеля губами и преследуя взором Робина.
Вот только жалко её не было ни на грош.
— Мари? — окликнул я её, когда мы все уже были в сёдлах. Робин неторопливо двинулся по дороге прочь. За ним поспешил Джон. Разбойница вырвалась из оцепенения. На Тристана, который ловил взгляд маньячки, она старательно не смотрела.
Они слишком живые для компьютерных программ. Это жутко.
Хотя, жутко стало чуть попозже. Где–то к вечеру я обратил внимание, что плетущаяся в хвосте Мари изменилась. Всю дорогу она ни с кем не разговаривала. Братья–разбойники сами её сторонились, даже Так, а Тристана (тоже попавшего в опалу Лиги Равенства) бандитка игнорировала.
Вечером же даже вещи выложила неподалёку от лагеря, а не рядом со всеми. И когда я подошёл к ней, то вздрогнул. Не знаю когда, но во время путешествия маньячка вырезала себе на лбу крест. Кожа воспалилась, на подсохшую рану налипла пыль, грязь. Глаза лихорадочно блестели.
— Это ещё что?
— Это сильнее меня, — прошептала Мари. — Это… сильнее… Еммануил… Я… верую..
— Ты и так–то поехавшая, родная, а сейчас, смотрю, совсем паровоз ушёл от тебя…
Разбойница резко успокоилась. Обкусанные губы растянулись в жуткой улыбке.
— Теперь Он живёт в нас. Ждём тебя у Гробницы Ванчолы.
Я отшатнулся. Голос был чужим. Там, за оболочкой разбойницы, был кто–то другой. Безумный взгляд маньяки провожал меня, пока я пятился до костра. Почти наступил в огонь, отпрыгнул, обернувшись.
За языками пламени я разглядел стоящего на коленях Тристана. Его била дрожь, но руки твёрдо вырезали на лбу крест. По лицу текли слёзы. Разбойники молча наблюдали за рыцарем.
— Еммануил мёртв, — прохрипел Тристан. — Чья вера сильна, тот поднимет меч против убийцы.
Он поднялся с колен. Жуткая улыбка изуродовала благородное лицо.
— Серый Человек будет повержен.
Рыцарь перешагнул костёр, подняв искры, и пошёл прочь из лагеря. Вслед за тающей в вечернем тумане фигурой Мари.
— Что происходит? — жалобно спросил Джон. — Что с ними?
— Божок забрал своих рабов, — фыркнул Робин, демонстративно пялясь в огонь, словно ничего не произошло.
— Это же Мари, брат!
— Мари умерла.
Я бросился за Тристаном. Нагнал его:
— Мы же дружочки, эй, ты куда двинулся?
Рыцарь криво усмехнулся.
— Ждём тебя у Гробницы Ванчолы, — сказал он. — Верующие поднялись. Торопись.
Воин обогнул меня.
Они шли всю ночь. Женщины, мужчины, дети, старики. Кто с оружием, кто с голыми руками. Молчаливые фигуры с вырезанными во лбу крестами. Зомби, обходящие меня стороной и говорящие одно и то же.
«Верующие поднялись. Иди к Гробнице Ванчолы»
Даже невозмутимый Так выглядел испуганным.
* * *
Путь по окраинам Четлена был похож на серию какого–нибудь фильма–катастрофы. По дороге то и дело проходили люди с крестами на лбу. Шептали про Гробницу, просили идти туда. Богатые и бедные, воины и крестьяне. Все по одному. Все в том, в чём были, когда их призвало божество.
Жуть какая–то.
Деревни, попадающиеся на пути, стояли почти пустыми. У одной из них нам попался пожилой пастух. Он сидел на пне, у дороги, пьяно улыбался и наблюдал за пасущейся на поляне отарой. Овцы дёрнули что–то в моей душе. Что–то неприятное.
Мы проехали мимо молча, да и мужичок в нашу сторону не глянул. Мурлыкал что–то себе под нос, улыбался в усы. В руках он мусолил женское украшение. Должно быть, драгоценность ушедшей супруги.
Я хмуро пришпорил коня. Самое плохое в данной ситуации было то, что Райволг мне более не отвечал. Что, наверное, не удивительно. Бард тоже был из верующих. И если то, что разговаривало со мною у столицы Четлена, решило бороться в открытую, значит собрало все ресурсы.
И, сука, мои тоже!
— Как сильно распространена вера в Еммануила? — спросил я у Робина.
Разбойник сделал неопределённый жест рукой.
