Разбросав толпу фанатиков, я отбежал на несколько метров, прихрамывая. Сапог остался у кого–то из сектантов.
— Вы одурели, родные? — немного истерично гаркнул я. Потряхивало знатно. Что это сейчас было вообще?
Последователи Еммануила все, как один, пали на колени. Но кое–кто даже так попытался приблизиться, короткими шажочками. За смельчаком потянулись остальные. Я попятился. Ткнулся в чьё–то пузо. Обернулся. Божечки–кошечки, наши. На помощь явились.
— Пророк… пророк… — бубнили голоса подкрадывающейся на коленях толпы.
— Слава опасная штука, — хохотнул мне в ухо Жиробас. — Ща, не ссы!
Монах шагнул вперёд, заслоняя меня и поднял руки.
— Нет хуже святотатства чем касаться пророка! — прогремел он. — Скверна грехов ваших не должна коснуться божественной чистоты! Остановитесь!
Толпа замерла. Затихла, внемля.
— Пусть главного себе выберут, — сказал я, выглядывая из–за широкого плеча Жиробаса. — И пусть его ко мне присылают. Я к ним больше не сунусь. Сошлись там на Еммануила, что ли.
— Пророк призывает самого истового слугу Еммануила, — зычным басом, ни на миг не запнувшись, продолжил Жиробас. — Того, кто вместе с Пророком станет главным клинком Господа в великой битве. Так норм?
Последнее он произнёс чуть слышно и явно мне. Толпа истово крестилась.
— Ты хорош. Съем тебя последним, — тихо ответил я.
Монах гулко булькнул, сдерживая смех, и прогудел:
— Да пусть придёт избранный вами полководец! Во славу Его! Несите весть Пророка! Спешите, ибо полчища слуг Серого Человека сильны и крепнут с каждым мигом.
Над сектантами поднялся гул. Люди переглядывались, вставали на ноги. Лавина верующих откатилась, смешалась.
— Х… х….очешь х… х… хаоса — вв…введи демо…демократ–т–т-тию, — сказал оказавшийся рядом За–за–заика. — С…с…ск…сколько б–б–будем ж… ж…ждать?
— Нерукопожатные слова говоришь, — повернулся к нему Жиробас. — Накажу. Верующие решают быстро.
* * *
Командующие моими армиями явились под утро. Божечки–кошечки, как звучит — командующие моими армиями. Сразу чувствуешь себя важной птицей. Можно даже забыть, что ночевал под можжевеловым кустом и всю ночь отмахивался от ветвей и вздрагивал, слушая стук топоров и гомон бурлящего неподалёку лагеря сектантов. Очнувшиеся от спячки люди Еммануила вдруг, внезапно, захотели тепла и еды. Кого они настреляли в местных лесах и думать не хочу.
Вообще не так должны отдыхать люди, у которых есть личные командующие. Разбуженный я осоловело предстал перед двумя предводителями. И улыбнулся.
— Что Еммаунил послал тебя знал я. Знал, — сказал Райволг. Бард шестидесятого уровня, целованный тьмой. Зловещего вида лютня дышала чёрным пламенем. Из–под капюшона змеились рыжие огоньки. Нормально он так набил артефактов с героев Фредлишемана и Выводка. — Встречу знал в первую.
Он стоял гордо выпрямившись, как равный. Присланный же ордой Еммануила отец Гулли предпочёл опуститься на колени и старательно не поднимал глаз. Признаюсь — выбору масс я удивился. Думал, что они выделят короля Четлена, но… Что есть — то есть. Кто я такой, вставать против народного волеизъявления? Тем более такого оперативного.
— Помотала тебя жизнь, да? — с сочувствием спросил я Райволга.
— Вера сильнее моя тьмы. Смерть даже служить способна свету, — ответил тот.
Гулли молчал.
— Встань, — сказал я ему. Бывший наёмник тяжело поднялся, но по–прежнему изучал носки грязных сапог. — Собери воинов и…
— Все они — воины! — прохрипел он. — Каждый будет сражаться за веру до конца.
Я вспомнил стариков, женщин, детей среди служителей Еммануила. Поморщился. Тоже мне, Стефан из Клуа. Или как того пастуха звали, что в средние века детишек поднял в крестовый поход на Палестину.
— Надеюсь, вас отпустит, когда мы Серого снесём, — сказал я. — Детей, стариков и женщин — отправь в столицу Четлена. Так хочет Еммануил.
Гулли перекрестился, покорно кивнул. А я вспомнил про Мари…
— Так, чтобы меня по судам не затаскали и в гугле не забанили — женщин отправляй не всех. Кто похож на бойца — того бери. Ну там спроси у них, чем раньше занимались, кем видят себя в нашей компании через пять лет, попроси рекомендации от предыдущего пророка.
