Я вошел в переулок.
— Разве не сам ты приучал меня к осторожности? — проворчала она, но последовала за мной, напоследок окинув взглядом наши тылы.
— С удачным прибытием, — поздравил нас проповедник. — Пора мне открыть вам пару секретов.
— Я весь внимание, — сказал я.
— Другие шуты обычно завидовали моей способности добывать сведения, — скромно сказал он. — В моем распоряжении всегда имелись самые интимные подробности, во всем их свежайшем разнообразии. Ипподром стал моим личным театром. И на то имелась причина.
Он наклонился и снял с мостовой две большие плиты. Под ними обнаружилась дыра, в которую мог пролезть худощавый человек. Цинцифицес ловко спустился в нее.
— Залезайте, — пригласил он нас.
Мы заглянули внутрь. Там был подземный ход, ведущий в сторону ипподрома. Цинцифицес пошуршал чем-то в темноте, и зажегся слабый огонек. В руке у старика появилась свеча.
Я спустил вниз Клавдия и спрыгнул сам. Глубина подполья составляла около пяти футов. После установки плит на место мне пришлось пригнуться.
— Обычно я обхожусь без света, — сказал старый шут. — Однако, приглашая гостей, нужно заботиться об их удобствах, не так ли?
Прорытый под землей туннель местами укрепляли какие-то незатейливые деревянные конструкции. Не разгибаясь, мы прошли за нашим проводником шагов шестьдесят. Потом этот узкий ход соединился с более просторным туннелем, выложенным древней каменной кладкой с полукруглыми римскими арками. Посередине туннеля бежал ручеек. Пламя свечи выхватывало из темноты множество пар маленьких красных глаз.
— Все в порядке, друзья мои, — крикнул Цинцифицес. — Они со мной.
Наверняка это была игра на публику. Вряд ли он знал здешних крыс настолько хорошо, чтобы разговаривать с ними. Но они не помешали нам пройти по туннелю, что меня вполне удовлетворило.
— Это дренажный канал, — пояснил Цинцифицес. — Не знаю, когда его соорудили. Вроде бы еще во времена Септимия Севера[16]. Древнее римское сооружение. Оно явно переживет эту империю. Ну, вот мы и пришли.
Наваленная сбоку куча камней на самом деле оказалась ступенями лестницы, ведущей к отверстию в стене туннеля, проделанному в шести футах от пола. Наш старик шустро вскарабкался по этим камням и исчез. Нам пришлось поспешить, чтобы не потерять из виду огонек его свечи.
Мы попали в просторное помещение, ограниченное тремя каменными стенами и более новой бетонной стеной напротив лаза. Один угол занимала удобная кровать, и рядом с ней высился книжный шкаф с шестью полками, доверху набитый древними томами, свитками, кипами разрозненных листов и несколькими пустыми бутылками, используемыми в качестве пресс-папье. В изножье кровати стояла конторка и валялась куча плотницких инструментов, что и стало объяснением, откуда здесь вообще взялась мебель. Около входного лаза находился небольшой стол с единственным стулом. Стену справа от нас украшал лишь простой деревянный крест. Цинцифицес сновал по комнате, выставляя еду на стол и зажигая трескучие факелы на консолях, заделанных в бетонную стену.
— Уж извините, у меня мало посадочных мест, — сказал он. — Дайте только срок, я раздобуду бросовых досок и сколочу еще несколько табуреток. Ты знаешь, я вполне освоил плотницкое ремесло. Однако, друзья, давайте будем говорить потише. Конюшни находятся прямо за этой стеной, а мы ведь не хотим пугать лошадей.
— А где именно мы находимся? — спросил я.
— Под ипподромом, разумеется. Эту стену возвели лет тридцать назад во время реконструкции. Я разузнал про это помещение и проделал в него лаз из сточного канала. Подумал, что такое тайное убежище вполне пригодится в чрезвычайных обстоятельствах. А позже мне посчастливилось сделать крайне полезное открытие. Настолько полезное, что последние три десятилетия я живу в основном здесь. Хотите сыру?
— Нет, спасибо, — сказал я. — Погибшие шуты… Они знали о существовании этого места?
— Тиберий знал, что у меня есть убежище, но не знал точно, где оно и как туда попасть. Его не волновали такие мелочи. Он уважал мое уединение, и я любил его за это. Вероятно, он был моим единственным настоящим другом в этом городе. И только к нему я зашел в тот раз.
