Артем
В себя прихожу рывком. Где я? Что со мной? Понемногу возвращается память. Я уходил от людей Ахмадова... Через горы... Вылез на перевал... Спускался на заднице... Потом по камням... Погода испортилась... Сооружал полог… Упал… Умер? Не похоже… Я лежу на чем-то твердо-мягком. В смысле, на твердом лежит мягкое, а на нем я... И сверху такое же мягкое и теплое… И вокруг... Как спальник… в школе в туристских походах… Спальник?
Резко сажусь и только тогда догадываюсь открыть глаза. И тут же пытаюсь их протереть, охренев от увиденного. Не выходит — на мне… спальник. Самый настоящий. Выпутываю руку и, опираясь ею о своё ложе, осматриваюсь.
Итак. Ложа нет. На голой земле лежит… пенка! Пенополиэтиленовый коврик из того же школьно-туристского прошлого. На нем спальник. Совсем даже не детский. И не военного образца. Раз в пять легче и минимум вдвое теплее. Альпинистский? Наверное. В спальнике я. В голом виде. А вокруг… Дом? Возможно. Только если это дом, то самые нищие таджики живут во дворцах! В таких сараях даже рабов не держат: земляной пол, стены сложены из камней без малейшей примеси цемента, крыша сплетена из ветвей арчи. Но сплетено и сложено всё без малейшей щелочки. Вместо двери кусок брезента. Что это? Пастушья горная хижина? Скорее всего.
Расстегиваю спальник, намереваясь встать. Нарушая этим, оказывается, планы хозяев.
— Не вздумай, — раздается тонкий детский голосок.
Детский-то он детский, но как-то не хочется спорить, уж больно много в нем железа. Да и второй голос не внушает оптимизма:
— Р-р-р.
Приглядываюсь. В глубине дома сидит худенький пацан лет тринадцати с арбалетом в руках. Арбалет направлен мне в живот. Между прочим, игрушка явно самодельная, но сделана классно, видно руку мастера. И держит парнишка его умело, дернуться я не успею. А у ног пацана песик. Среднеазиатская овчарка. Во всяком случае, похож. Очень крупный кобель, в холке сантиметров под восемьдесят. Тут уж точно не дернешься. Собственно, я и не собирался.
— Насколько я понимаю, вы спасли мне жизнь, — говорю я, обращаясь к обоим, — считаете, что я такая сволочь, что могу отплатить злом?
— Не знаю. Но пока посиди в спальнике. Ответишь на вопросы, там посмотрим…
— Твое право, хозяин. Задавай.
— Ты кто?
— Артем.
Молчит, ждет. Ладно, в конце концов, он спас мне жизнь.
— Бывший прапорщик в отставке. Русский. Наемник.
— Рус. Это хорошо. Что такое прапорщик? Что такое наемник?
Только тут до меня доходит: парнишка говорит по-русски! Причем, язык для него родной! Сюрприз такой, что даже не сразу врубаюсь в заданный вопрос. А надо бы: не знать, что такое прапорщик он еще может, но слово наемник знают все!
— Прапорщик — воинское звание. Наемник — э… нанимаюсь за деньги выполнять разную работу.
— Военный, — голос явно теплеет. — Как ты сюда попал?
— А где я?
— На Мутных.
Мутных? Что Мутных? До меня вдруг доходит. Мутные озера! «Продолжаем движение в направлении Мутных озер и альплагеря «Алаудин». Я всё-таки дошел до этих озер. Почти дошел. Кусок пути меня протащили. Вот этот пацан протащил. Тяжко же ему пришлось, во мне килограмм под сто!
— Ты не ответил!
— Через перевал. Восточный Казнок.
— Врешь! За перевалом никто не живет.
— Я не говорил, что я там живу. Я там прошел.
— Докажи.
— Там были записки. Они в моей горке.
— В чем?
— В куртке, — надо же, что такое «горка», он тоже не знает.
— Там были бумажки, но они размокли.
Доверие почти рядом. Напрягаю память.
— «Группа под руководством…», — дальше цитировать не приходится, пацан опускает арбалет. Фамилия ему явно знакома. Но слабость проскальзывает лишь на мгновение. Стрела опять смотрит мне в лицо.
— Ладно, не врешь. Куда ты шел? И зачем?
Первый критический. Сказать правду? Или? Блин, а ведь я их подставляю! Если за мной придут джигиты, то этого парнишку они не пожалеют. Его арбалет и даже алабай против автоматов — слабый козырь…
— Сколько я был в отключке?
— Почти два дня. Так зачем?
— За мной гнались бандиты. Прижали к горам. Пришлось уходить. Боюсь, что я тебя подставил, они могут прийти за мной следом.
— Я умею обращаться с шаками!
Непонятное слово, но смысл, кажется, ясен.
