Чтобы прекратить игру в гляделки, я намеренно перевел взгляд на устройство, валяющееся неподалеку от баррикады.
– Неплохо бы рассмотреть его поближе, – сказал я. – Не опасно?
– Нисколько. – Он выпрямился, положил гранатомет на землю; из кобуры на его бедре выглядывал револьвер то ли тридцать восьмого, то ли сорок четвертого калибра, а на баррикаде, как раз на уровне плеча, лежал карабин. Он взял его левой рукой и сказал:
– Пошли. Они выскакивают по одному, причем через промежутки времени от семи до десяти часов.
Я бросил взгляд на дорогу, но обломки других подбитых желто-черных механизмов нигде не валялись.
– Вы уверены? – полюбопытствовал я. – Сколько же вы всего их видели?
Незнакомец усмехнулся как-то по-старчески сухо.
– Полностью их прикончить не удается, – объяснил он. – Как и этот. Сейчас он безобиден, но с ним не покончено. Чуть позже он уползет обратно, или его каким-то образом втянут обратно в туман – сами увидите. Пошли.
Он вскарабкался на баррикаду, и я последовал за ним. Когда мы подошли к подбитому устройству, оно еще сильнее напомнило мне детскую машинку-переростка. Отличие состояло лишь в том, что вместо окон у нее была гладкая желтая поверхность, а вместо четырех обычного размера автомобильных колес из днища торчали половинки шестнадцати или восемнадцати небольших металлических дисков. Граната пробила в боку машины здоровенную дыру.
– Вот, послушайте, – сказал незнакомец, склонившись над пробоиной. Я подошел поближе и прислушался. Откуда-то из глубин корпуса все еще доносилось негромкое жужжание.
– Интересно, кто посылает эти штуки? – спросил я. – Или что их посылает?
Бородатый пожал плечами.
– Да, кстати, – сказал я, протягивая руку, – Марк Деспард.
– Реймонд Сэмуэлсон, – после некоторой паузы представился он; его рука чуть дернулась, но тут же вернулась на место. Я решил, что ему, возможно, не хочется пожимать руку человеку, которого потом придется убить. И еще я подумал, что человек, способный думать о таких тонкостях, вряд ли станет стрелять мне в спину. По крайней мере, без крайней необходимости. В то же время не стоило самому напрашиваться на неприятности, оставляя между нами хоть малейший намек на недопонимание.
– Я еду в Омаху, – сказал я. – Там у меня жена, если, конечно, у нее до сих пор все в порядке. Но я не стану проезжать через ту линию временного сдвига, – я кивнул головой на туман, из которого появилась машина. – Вы не знаете, есть ли из города какая-нибудь другая дорога на юг или на восток?
– Да, есть, – кивнул он и заметно помрачнел. – Значит, говорите, у вас там осталась жена?
– Да, – ответил я. Честно говоря, я хотел бы сказать «бывшая жена», но уже оговорился. Вряд ли ситуация подходила для того, чтобы объяснять это человеку типа Сэмуэлсона.
– Послушайте, вам вовсе не обязательно отправляться в путь прямо сейчас. Может, задержитесь немного и отобедаете со мной?
«Задержитесь и отобедаете со мной?» Видимо, когда я упомянул о жене, в нем сработал рефлекс гостеприимства. Знакомые, такие уютные слова казались столь же странными и неуместными здесь и сейчас, на участке дороги между опустевшим городком и заслоняющим пространство справа от нас туманом. Да еще этот валяющийся рядом подбитый механизм.
– Идет, – согласился я.
Мы вернулись, перелезли через баррикаду и дошли до фургона. Я позвал леопарда с девочкой и представил их Сэмуэлсону. При виде леопарда он удивленно вытаращил глаза, но еще больше они у него вылезли из орбит при виде стоящей за огромной кошкой девушки.
– Леопарда я зову Санди, – сказал я. – А вот девочка мне так и не представилась.
Я вытянул руку, и Санди, прижимая уши, подошел ко мне и потерся мордой о мою ладонь, издавая при этом звук, похожий на довольное мурчание.
– Я наткнулся на него сразу после того, как изменение времени прошло через местность, где он обитал, – пояснил я. – Когда я нашел его, он все еще был в шоке, и теперь, кажется, считает себя обязанным мне по гроб жизни или что-то вроде этого. Сами, наверное, знаете, как ведут себя животные, когда находишь их сразу после временного сдвига? До тех пор, пока окончательно не очухаются?
