День шел как обычно. Только я не взял с собой еды, да есть и не хотелось, удовольствовался стаканом воды. А вот остальные стряхнули цементную пыль с термосов и коробочек с едой и принялись за обед. Поев, Карламагнус привел себя в порядок, закурил трубку и начал проповедь дня. На этот раз о налогах. Коммунисты только и думают о том, как бы повысить налоги. Повышение налогов рассматривают как один из способов всеобщего обеднения. Я стал возражать, день, видимо, был такой. Все ему выложил. Что налоги — это хорошо. Чувак сначала разгорячился, но, увидев, что я на это не реагирую, стал мягким и податливым. Сказал, что я еще молод и неопытен. Но плохо, что я не замечаю фальши коммунистов. Одно дело — все эти их красивые слова, другое — реальные поступки. И захотел рассказать мне одну историю из собственного опыта общения с этими людьми. Однажды в обществе каменщиков объединились несколько демократов и выступили на выборах против правления коммунистов. И так случилось, что на этих выборах коммунисты власть потеряли. В новое правление вошел сам Карламагнус, а его сосед и друг стал председателем. И какова была реакция коммунистов? Разве они смогли пережить поражение на справедливых выборах? Конечно нет, они перешли к испытанным марксистским средствам. Начали клеветать на председателя, и это зашло так далеко, что даже дети подвергались нападкам в школе. «А меня самого, — сказал Карламагнус дрожащими губами, многозначительно глядя мне при этом в глаза, — меня избили, прямо на глазах у жены, во время ежегодного праздника каменщиков».
У меня все еще шумело в голове после ночной пьянки, в ушах стучала бетономешалка, и я не сразу понял, что он говорит. Отхлебнул воды из стакана, чтобы уйти от его взгляда. Но потом вдруг представил себе все это в красках. Мне сразу же стало смешно, и вода брызнула изо рта. Я понимал, что получилось невежливо, но картина настолько отчетливо встала перед глазами: празднично одетые каменщики лупят Карламагнуса, а рядом стоит его жена. Смеяться в таких случаях, конечно, не по-дружески. Роберт и Альберт смотрели на меня, широко распахнув глаза, похоже, оба они были вне себя. Но как я ни пытался, обуздать смех мне не удавалось. И до конца рабочего дня я то и дело закатывался у бетономешалки. А Карламагнус не сказал ни слова. Просто расстроился. Даже не пришел кофе пить. И, возвращаясь с работы домой, я понял, что впредь моей ноги там не будет.
В четверг я пошел на интервью к Эйрику. Он оказался безликим типом в красивом костюме. Сказал что-то о рабочем графике и что высоко ценит рекомендацию Солмунда, но хотел бы узнать, что у меня за образование. Конечно, в принципе требуется диплом, но сам он этому не придает особого значения… Опыт работы? Никакого?! Ну да, нужно ведь где-то начинать. И мне не удалось вспомнить ни одного хобби, политика — нет, спорт — да, наверное, футбол, гандбол… Потом открылось, что у меня нет ни машины, ни прав. Прощаясь, он протянул мне свою холодную и влажную руку и сказал, что позвонит. Я ужасно обрадовался, когда все закончилось. Был полдень. И я решил зайти к Солмунду, хотя в это время он должен был быть на работе. Но все-таки я позвонил в дверь. И, как оказалось, разбудил, у него явно начинался очередной запой. Но я не собирался читать ему по этому поводу мораль. Он был вял и апатичен, но попросил меня подождать, пока он сбегает в химчистку. Мигом. А потом поговорим. Он вернулся с пакетом, в котором что-то звенело. Предложил мне выпить. И начал оживать. Я сообщил, что редактор показался мне ничтожеством. Солмунд ответил, что Эйрик не так прост, как кажется. И вообще, я не должен судить о людях слишком строго! Мы распили бутылку, я рассказал о том, как каменщики-коммунисты побили Карламагнуса, и Солмунд долго хохотал. Потом он опьянел и стал скучен, как и все алкоголики, и когда около одиннадцати вечера он засобирался в ресторан, я сказал, что мне нужно домой, лечь, а он обозвал меня бабой. Но я был измучен бессонницей, растерян, к тому же без работы, идиот…
Он позвонил на следующий день примерно в полдень:
