— Значит понял, что нельзя перевозить краденого? — ответил на это Петр. — Негоже отпираться и лгать, если что и принял на ладью. Вот за всё это и карает людей Утопец! Утащит такого в реку и держит у себя в плену на дне, в иле… Издавна так было, о том нам еще отец рассказывал.
— Чуть было ладью нашу не разбил речной князь, да и всех троих едва не уволок к себе в пучину! — добавил Павел.
Куба только рукавом лицо отирает, сопит, от стыда и обиды слез сдержать не может.
— Надо поскорее вернуться в город! — сказал Павел. — Копилку вернем в костёл, а потом уж и в Бжег поплывем.
Развернули братья ладью и к Ополю направились. И хоть пошли теперь против течения, однако легко заскользила ладья, будто кто ее в корму подталкивал. Так быстро путь одолели, словно река вдвое короче стала. И оглянуться не успели, как миновали Бельковый остров и шумящую липами Пасеку. А вот уж показался и замок на Пасеке, за ним правобережный город, недавно пожаром разрушенный, вот и холм с дубами и на нем костёлик древний. А вокруг него давка, люди толпятся, один другого перебивают, крича:
— Искать грабителя!
— Отобрать ларец!
— В темницу его, вора подлого!
— Чтоб его волки вместе с костями пожрали!
— Гей, воины, горожане, крестьяне!
— Гей, купцы, люди ремесленные! Советуйте, что делать надо, как изловить злодея?
Плакали в притворе храма мудрые женщины опольские, жаль им было трудов и стараний своих — пропал ларец, из липового дерева резаный, а с ним и деньги, для бедных погорельцев собранные…
Не передашь словами, не опишешь пером гнева, коим и ополяне сами, и пришельцы, на торги с товарами прибывшие, охвачены в тот день были. Однако не успели люди торговые лавки свои позакрывать, как иная весть стрелой по городу пролетела:
— Нашелся ларец, нашелся!
— Три брата-перевозчика в костёл народную копилку доставили!
— Петр, Павел и Куба — славные люди!
— Уже висит ларец в притворе, на прежнем месте… Люди протискаться к нему не могут: каждый желает и свою лепту внести! Мудрые женщины опольские небо благодарят!
А братья уж снова в ладью сели и в путь отправились. На сей раз они счастливо и быстро еще до захода солнца, до Бжега доплыть успели. И было красиво на реке: от сияния гаснущей зари вечерней покрылась вся Одра золотыми и розовыми отблесками. А благоприятственное течение, быстроты необычайной, скорехонько домчало ладью до самого Бжега.
Но на пристани бжегской — хоть и немало там людей толпилось — не нашли братья человека в черной одежде и с бородой подвитой. Ни тогда, ни позже, так и не довелось им узнать имени того подлого вора, что украл в Ополе народную копилку…
В то лето купался однажды Куба в реке, неподалеку от дома. Росли в том месте, у самой воды, где песок побелее, ивы пышные и раскидистые. Подплыл туда Куба, вылез из воды и на песке улегся. Глянул случайно на заросли ивняка, что к самой воде подступили, и… глазам своим не поверил! Меж ветвей и корневищ лежал камзол бородатого незнакомца, весь мокрый и илом измазанный… А рядом, такая же грязная и помятая, валялась шляпа с фазаньим пером.
Быть может разбойник бросил свою богатую одежду и сменил ее на другую, победнее, чтобы не узнали его в Ополе? «А может и иначе? — с немалым страхом подумал Куба. — Ведь и так может статься, что купался тот подлый вор, а Утопец схватил его, утащил в реку, да и держит на дне в невольниках…»
В давние-предавние времена жил у самой Одры хозяин умный и добрый, который хорошим ремеслом славился — корзиночником был. А звали его Ендрих Кийонка.
Никто в тех местах не мог сравниться с ним в этом ремесле: и работал он быстро, и усердие проявлял немалое. Из соломы, лыком переплетенной, мастерил он удобные корзины с двумя ручками, ловко плел туески ягодные для девушек из тонких, но крепких ивовых прутиков.
А когда начиналось торжище в Ополе, возил туда Кийонка большие коши, из корней сосновых сделанные — очень удобно было носить в них с огорода в подвал репу и капусту. Приладился Кийонка делать и «конви огнёвые», чтобы было чем народу добро свое от огня спасать во время пожара. «Конви» эти были вроде ведра, только плетеные из ракитника и смолой поверху обмазанные, чтобы вода из них не вытекала. Люди охотно «конви» покупали и платить не скупились.
