Главный врач Арнольд фон Швацц в роскошном белом халате и внешностью мясника, с красной рожей, пропитыми глазами и в золотом пенсне на носу, встал, оперся на стол руками и дыхнул на Штирлица перегаром.
– Э… Как мне сказали, господин Штирлиц?
– Без сомнения, – уверенно подтвердил Штирлиц.
– А я – Арнольд фон Швацц, главный врач в этом заведении.
– Еврей? – прищурился Штирлиц.
– Что вы! Истинный ариец! Не обязательно ведь каждому врачу быть евреем.
– Вот и я думаю, – сказал Штирлиц, – почему это среди врачей одни евреи?
– Не все. У нас еще есть, например, три итальянца, два австрийца, японец и даже один уругваец, – заметил фон Швацц, улыбаясь. – Значит, вы и есть фон Штирлиц?
– Штандартенфюрер СС, – подтвердил Штирлиц. – Меня сегодня об этом уже раз десять спрашивали. Могу и морду набить!
– Послушайте, почему бы вам не быть Бонапартом? У нас по нему документации два ящика, вам и самому будет интересно почитать. Да и компания неплохая – Бонапартов у нас уже штук двадцать. Можно в футбол играть…
– На фиг мне ваши Бонапарты! – возмутился Штирлиц. – Я сам себе Штирлиц.
– Очень хорошо. Прошу вас, покажите язык… У вас в родне никто не болел венерическими заболеваниями?
– Нет, – признался Штирлиц.
– Вы алкоголик?
– Нет, конечно. Но привык пить, начиная с утра.
– Вот как? Мне нравятся такие пациенты.
Главврач залез в стол и извлек оттуда початую бутылку французского коньяка.
– Не откажетесь? Я так и думал… Мне презентовал ее один господин, который поначалу считал себя аргентинским шпионом, а потом переквалифицировался в Бонапарты. Давайте выпьем за то, чтобы каждый мог быть тем, кем он хочет быть.
– Например, Эйфелевой башней.
– Вот именно!
Покончив с оформлением нового пациента доктор фон Швацц проводил Штирлица к домохозяйке. Штирлиц получил полосатую пижаму с длинными рукавами и рулон туалетной бумаги.
– Возьмите еще рулончик, господин штандартенфюрер, – посоветовала сестра-домохозяйка, пожилая женщина с располагающей внешностью.
– Здесь что, плохо кормят? Как в Рейхе?
– Наоборот! Потому и советую. У нас вам будет очень хорошо! Вас будут прекрасно кормить, одевать…
– Что, и задницу у меня будете подтирать?
Сестра деликатно посмеялась незамысловатой шутке больного.
Обвешенного шестью рулонами туалетной бумаги Штирлица проводили в его палату. Когда Штирлиц увидел в палате трех Фюреров в больничных халатах, он ничем не выдал своего удивления.
– Хайль Гитлер! – проорал он, вытаращив глаза и выбросив вперед руку.
– Хайль! – ответили трое одновременно.
У всех троих было бледное худое лицо, челка, спадающая на лоб, черные усики и тупое выражение лица.
– Узнаю моего любимца Штирлица, – сказал один из Гитлеров.
– Здорово, дружище Штирлиц, – воскликнул второй.
– Присаживайтесь, Штирлиц, – отозвался третий, отодвигая стул. – Мы как раз изволили нарисовать пулю, и нам не хватает партнера.
– Пробовали предложить Кальтенбруннеру (он в соседней палате), но этот гад зачитался порнографическим романом, – сказал второй Гитлер.
Штирлиц закинул туалетную бумагу в угол, где уже была свалена целая куча рулонов, и подсел к столу.
– Вас как различают? – спросил он. – По именам или по фамилиям?
Больные переглянулись.
– Гитлеры мы, – сказали они хором. – Адольфы.
– Отлично, – сказал Штирлиц. – Я буду вас по номерам звать. Ты, – он ткнул пальцем, – будешь Фюрер-Первый, ты – Фюрер-Второй, ты – Фюрер-Третий. Смотрите, не перепутайте!
– Не перепутаем!
– Так вот. Меньше, чем по пять пфефингов, я играть не согласен, – сурово предупредил Штирлиц.
– Обижаете, – развел руками Фюрер-Третий.
Через полтора часа Штирлиц снял с вождей германской нации двадцать три марки и отправился спать.
– Чистое постельное белье – это хорошо, а то спишь постоянно, как в свинарнике…
Фюреры хотели что-то поддакнуть, но после произнесенных русским разведчиком слов тут же раздался его громкий храп.
Во сне Штирлиц гулял по вечернему Урюпинску и везде, куда только он не бросал своего спокойного взгляда, он видел Фюреров: гуляющих с Евами Браунами или с собакой, постригающих газоны или разговаривающих с Герингами. Со всеми Штирлиц здоровался по-простому, без всяких там "Хайль!" и вскидываний руки, и все отвечали ему вежливо:
