«Дело Каракозова» глазами барона Талейрана
Иностранных дипломатов, в частности французских, всегда поражало в России сакральное отношение простого народа к особе царя, наделявшегося народным сознанием всеми возможными добродетелями, включая отеческую строгость («с нами, мол, иначе нельзя»). При этом царские чиновники, особенно на местах, почти всегда и везде ассоциировались в том же сознании с несправедливостью и алчностью («царь-то хорош, да бояре плохи»).
С другой стороны, и царская власть по крайней мере с 1613 года, со времен легендарного Ивана Сусанина, видела в народе самую верную свою опору, что бы ни утверждала марксистская историческая наука с ее «классовым подходом». Вера царей в «свой народ» лишь укрепилась, пройдя череду дворцовых переворотов, устраивавшихся дворянской верхушкой после смерти Петра I вплоть до воцарения Александра I.
Непонятный для рационально-скептического сознания европейских наблюдателей характер взаимоотношений царя и народа в России отмечали многие иностранцы.
Вот, например, что писал императору Наполеону III из Москвы 15 сентября 1856 года его сводный брат, граф Огюст де Морни, посол Франции в России, приехавший на коронацию Александра II: «…Здесь почти не видно присутствия полиции…
Народ повсюду имеет свободный доступ, его можно встретить даже в дворцовых прихожих. Император может свободно и без всякого сопровождения, утром или вечером, выйти из дворца и отправиться на прогулку – пешком, верхом или в коляске, посреди уличной толпы. Видя такое, невольно начнешь размышлять о том, какими могут быть отношения между правителями и народами»240, – мечтательно заключил Морни, имея в виду, что такое положение вещей совершенно немыслимо на его родине, где со времен убийства Генриха IV французские монархи никогда не чувствовали себя в безопасности в окружении своих подданных.
Идиллическая картина взаимоотношений самодержца и русского народа была нарушена 4/16 апреля 1866 года, когда человек с внешностью простолюдина выстрелил в императора Александра II, который, как обычно, прогуливался в Летнем саду, недалеко от Зимнего дворца. Потрясение в обществе от этого первого в тысячелетней истории России публичного покушения на жизнь помазанника Божьего было ошеломляющим.
Сам император поначалу подумал, что это месть поляков за подавление им восстания 1863 года. Когда же оказалось, что стрелял русский, назвавшийся после задержания крестьянином, Александр совершенно растерялся. Он искренне и глубоко верил в гармонию своих отношений с народом, которого в 1861 году освободил от крепостной зависимости.
Царь-Освободитель испытал настоящее облегчение, когда ему сообщили, что злоумышленник – вовсе не крестьянин, а бывший студент и даже дворянин Дмитрий Каракозов. Одновременно ему сказали, что замысел террориста был сорван благодаря своевременному вмешательству некоего Комисарова, костромского крестьянина, перебравшегося в Петербург и случайно оказавшегося у места происшествия. Комисаров в последний момент успел отвести руку стрелявшего Каракозова, и пуля пролетела мимо головы самодержца всея Руси.
Комисаров немедленно был объявлен спасителем Царя и Отечества. В его героическом поступке усмотрели Божий перст. Костромской крестьянин Сусанин в 1613 году спас Михаила Романова, основателя правящей династии. Другой крестьянин-костромич, Комисаров, через двести пятьдесят три года спасает жизнь его царствующему потомку. Указом императора новый спаситель был возведен в дворянское достоинство, получив к своей фамилии дополнение – Комисаров-Костромской. Единство трона и народа, давшее было трещину, официальная идеология постаралась восстановить – как оказалось, не надолго. «Происшествие 4 апреля» стало прелюдией к серии покушений народовольцев на жизнь Царя-Освободителя, в конечном счете павшего их жертвой 1 марта 1881 года. Обстоятельства «дела Каракозова» достаточно хорошо известны по опубликованным документам и проведенным на их основе исследованиям. Правда, вне поля зрения историков до сих пор оставались такие источники, как свидетельства современников этого события из среды иностранных наблюдателей. В этих свидетельствах, наверное, мало принципиально нового относительно фактической стороны покушения Каракозова, но они интересны именно как взгляд со стороны.
