Он знал, что она смотрит на него сквозь темноту и оценивает в соответствии с каким-то своим внутренним инстинктом, который оставался для него непостижимым.
– Ты тоже одинок?
– Да.
– Зачем ты приехал?
– Есть такие сумасшедшие люди. Англичане! Как тот старик у реки. Они считают, что их Темза самая большая река в мире, эти чудаки. А она – так себе речонка, мутный поток. В некоторых местах его даже можно перепрыгнуть!
– Что это за шум? – внезапно спросила она. – Я слышала такой шум! Это ружье. Так заряжают ружье!
Он крепко прижал ее к себе, чтобы унять дрожь.
– Это всего лишь дверь, – сказал он. – Задвижка дребезжит. Этот дом сделан почти что из бумаги. Как ты можешь что-то слышать при таком ветре?
В коридоре раздались шаги. От ужаса она ударила его кулачком, полы плаща взметнулись вокруг нее. Когда они вошли, Лейсер стоял в стороне от нее, но нож держал на вытянутой руке у ее горла: большой палец сверху, лезвие параллельно полу. Спину он выпрямил по-солдатски, лицо было повернуто к ней, но оно ничего не выражало. Он казался человеком несокрушимой дисциплины, привыкшим стоять до конца и хранить верность традициям.
Старый фермерский дом скрыла тьма. Он ослеп и оглох, неподвижный на фоне раскачивавшихся деревьев и плывущих по небу облаков.
Они забыли запереть один из ставней, и теперь он стучал без всякого ритма, подчиняясь лишь силе очередного порыва ветра. Снег то наметало на крышу, то мгновенно сдувало. Они уехали, не оставив после себя ничего, кроме отпечатков шин в затвердевшей от холода грязи, обрывка проволоки и этого бессонного северного ветра, продолжавшего ломиться и ломиться внутрь.
