К тому времени как они сменили лошадей в Блэндфорде, утреннее солнце и поездка верхом порядком рассеяли его мрачность, а когда часом позже они, оставив большую дорогу, устремились к Нью-Форесту, Роджер почти позабыл о дурных предчувствиях.
Дорога вела через лес. Впрочем, вряд ли можно было назвать дорогой изрытую колеями тропу, кое-где обрамленную поросшими мхом и папоротниками насыпями, чаще же путь пролегал по переходящим одна в другую полянам. В конце каждой поляны они слегка поворачивали и снова ехали между исполинскими дубами, каштанами и буками, ветви которых то смыкались друг с другом над головами путешественников, то расступались на несколько сотен ярдов, позволяя видеть устремленные в небо зеленые вершины.
Роджер любил лес за тишину и таинственность. Казалось, неожиданное открытие ждет повсюду, за каждым кустом, кроется в каждой тени. Предоставляя Джиму ехать иноходью, он то и дело уносился вперед или обследовал боковые поляны, где зеленую траву под копытами его кобылы усеивали золотистые пятна солнечного света. Роджер вспугивал то кролика, то белку, а несколько раз видел мчавшихся от него ланей.
Добравшись до берега Эйвона, они перекусили снедью, которую привез с собой Джим, и, перейдя поток вброд, продолжили путь через кажущийся бесконечным лес. Разбойники им не попадались, но один раз они наткнулись на лагерь «египтян», как в ту пору называли цыган. Эти странные смуглые люди с черными вьющимися волосами, золотыми серьгами и яркими платками казались в Англии чужаками, но тем не менее веками жили в лесу в свое удовольствие. Конечно, цыгане были конокрадами, поговаривали, что они иногда воруют и детей, но на путешественников никогда не нападали. Роджер дружески помахал им рукой, и женщины заулыбались в ответ, сверкая белыми зубами. Дети некоторое время бежали следом за ним, попрошайничая на своем причудливом языке. Он бросил им несколько монет и поскакал дальше.
Солнце стояло в зените, когда Роджер и его сопровождающий выехали из леса и пересекли Сетли-Хит, а в начале второго они прибыли в Лимингтон.
Город располагался у западной оконечности острова Уайт, в четырех милях от моря. Полсотни домов теснилось вокруг причалов там, где река Лим образовала естественную маленькую гавань, и длинной улицы, взбиравшейся на крутой холм к западу от старого города. На вершине холма Хай-стрит разбегалась на две узкие аллеи, огибавшие ратушу, а миновав склады и бойни, они вновь сливались в широкий проспект, ведущий к церкви. За ней извивалась Сент-Томас-стрит.
Роджер въехал в город с западной стороны и, добравшись до церкви, свернул на Черч-Лейн. Его дом находился в нескольких сотнях ярдов, на склоне холма. От Хай-стрит его отделяли сады, полоска леса и большой луг.
С незапамятных времен сохранилось облицованное красными плитками здание, ныне используемое под кухонные помещения. Дед Роджера, купив земельный участок, снес почти все старые постройки и соорудил основную часть теперешнего дома — квадратного строения с высокими окнами, которые в большинстве были обращены на юг и откуда открывался великолепный вид на остров Уайт. Дом состоял всего из двух этажей, зато комнаты были просторными, двенадцати футов в высоту. Согласно тогдашним понятиям, здание не считалось крупным особняком, но в объявлениях о продаже его квалифицировали бы как удобный жилой дом для знатных и состоятельных людей.
С западной стороны к дому примыкал маленький фруктовый сад, с северной — огород, с восточной — конюшни и сараи, а с южной — длинная терраса с балюстрадой, украшенной резными каменными вазами. Две лестницы вели с террасы на широкую лужайку, где деревья и кусты образовывали тенистые аллеи. Участок окружала высокая кирпичная стена, делающая его, несмотря на близость к городу, настолько уединенным, как будто он находился в миле от ближайшего населенного пункта.
Роджер, жаждущий поскорее увидеть мать, спешился у ворот сада, предоставив Джиму отвести его кобылу в конюшню, промчался по дорожке и ворвался в дом через боковой вход. Он не сомневался, что мать сейчас в кухне наблюдает за приготовлением праздничного обеда в честь возвращения героя.
