— Ефим, — сказал я, — агент, который умеет беречься от дури начальников, не нуждается в понукании. Я рабочая лошадь. А рабочей лошади, которая тащит повозку, не нужна выездка… Я тягловая скотина, на которой не скачут в атаку. В разведке результаты приносит стабильность, а не наскок. В чем же дело? Ты затеваешь перетряску наших отношений?
Шлайн заерзал, сминая полы полупальто и блейзера. Подушки под боками и локтями, да и наши позы — мы сидели развалясь, полулежа на диване, недостойные серьезности переживаемого момента, вызывали у него, видимо, досаду. Ефиму, возможно, инстинктивно хотелось оказаться сейчас в кресле на Лубянке или где он там высиживает положенные часы, принимая донесения и просчитывая интриги коллег и интересы начальников. Или встать за пюпитр на трибуне, чтобы зачитать по бумажке нечто назидательное.
Я испытывал садистское удовольствие, наблюдая как он собирает над очками все ещё влажный лоб в складки.
— Понимаю, — сказал Шлайн. — Всякий агент хочет верить, что ему ничего не грозит. Ты, конечно, жаждешь от меня уравновешенности, мудрости, да ещё денег, всегда и прежде всего денег, которые ты боготворишь, и еще, может быть, хотя мне в это трудно верить, проявления по отношению к тебе участия и чуткости, а обстановка…
— Чуткости? О чем ты заговорил, Ефим!
— Человеческой чуткости… Которая поможет тебе распознать нарастание у меня, твоего оператора, тревоги за исход дела, если оно не клеиться, и даст тебе возможность заранее соскочить, бросив меня… Более того. Тебе хотелось бы известной доли лицемерия с моей стороны, чтобы из ложной вежливости я не замечал твоего белогвардейского хамства, эгоизма и готовности к предательству, которое неизбежно в профессии наемника, и…
Он строчил без запинки и, видно, не собирался останавливаться. Надо было выручать и его, и себя, поэтому я сказал:
— И достаточно… А то ты, возбудившись, решишь, что переплачиваешь, и отыграешься на моем гонораре!
— Все-таки давай договорим, Бэзил! Я не меняюсь в главном, ты знаешь меня. И я знаю, что и ты вряд ли когда-нибудь станешь иным. Во всяком случае, лучше — никогда. Ты примитивный приспособленец. Я понимаю, таким тебя лепила жизнь. Не на кого надеяться. Тебя и твою семью выручали золото и изворотливость. А также умение удариться в бега, уйти на дно и затаиться… Мне известно про развалюху на великой реке-матушке и известно, какие деньжата ты всаживаешь в её реставрацию. Собрался отлынивать… А ведь, наверное, знаешь выражение — рубль вход, да два выход… Давай-ка поговорим о тебе? А?
— Про развалюху — это шантаж. Россия свободная страна, и я в ней свободный гражданин, наделенный священным правом собственности… Как я распоряжаюсь ею — это предмет моих интимных переживаний совместно с налоговой полицией. Не более… Не ты ли помогал получать ко всем другим моим паспортам ещё и советский, который считается теперь российским, а? Уф, какая недостойная перепалка! Из-за пошлых денег! Рубль да два… Где они?
Шлайн выскочил из кресла и побежал вокруг картонных коробок. Надо полагать, работа возобновлялась. Отношения выяснены. Хотя и с неизвестным пока результатом. Во всяком случае, пустопорожние разговоры объявлялись законченными.
В Лейпциге кригскамарад Дитер Пфлаум, на время, которое пришлось томится в гостинице «Меркуре» на углу Аугустусплатц и Прагерштрассе, с определенным расчетом одолжил мне свой ноутбук. Компьютер имел удаленный доступ к банку данных частного института, где Дитер подвизался внештатно. Я не ленился черпать из банка справки, в которых относительно шлайновской конторы и её инопланетян сообщалось:
«Нарастание накладок и рисков, которые не связаны с делом. Изношенность инфраструктуры минимизирует КПД операций, а действия оперативников делает излишне рискованными. Качественные и опытные кадры распределены по публичным ветвям власти, заняты администрированием. Их замены и пополнение в спецслужбах — удручающи. Чеченские результаты деморализующие. Один агент сравнил свою работу в Грозном с игрой в бильярд на рваном сукне криво поставленного стола. Такое ощущение, сказал он, будто под одну из дефектных ножек сунули скомканную сигаретную пачку. Риски усугубляются неэффективным управлением, корыстным предательством… Отказы от заданий учащаются, как и увольнения по собственному желанию. Смешно, как сказал этот агент, погибнуть из-за того, что в туалете сам по себе рухнул потолок… Конечно, это гипербола, намек на использование внешних подразделений спецслужб во внутриполитических целях».
