Дом Тимофея Дружка стоял на краю села, среди старых сильных берез. Низкий, кривой, с заросшей какой-то зеленью и сдвинутой набок крышей, он был похож на хороший когда-то, но гнилой теперь гриб, для которого все сроки уже прошли и который сам уже ждет не дождется, чтобы кто-нибудь, проходя мимо, заметил его и сбил в траву носком сапога.
Андрей вошел в избу. Тимофей калачиком спал на лавке — босые ноги укрыты пиджачком, ладошки невинно сложены под небритой щекой.
Андрей разбудил его.
— Собирайся, Елкин.
Тимофей, будто и не спал, распахнул, как окошки, голубые чистые глазки, сел, помахал руками перед грудью — зарядку сделал, стал сноровисто одеваться.
— Что нового на воле, дружок-начальник? — Он считал себя под домашним арестом. — Никаких тревожных вестей не наблюдалось? Не нужна ли в чем моя помощь?
— Помощь нужна, — усмехнулся Андрей. — Ты, может, хоть на прощанье сознаешься, где деньги на водку доставал? Что у тебя за неучтенные доходы? Ведь за все лето двадцать восемь рублей заработал — честный труженик!
Дружок притопнул ногой, потянул, расправляя голенище сапога.
— Исключительно, Андрей Сергеич, добротой людской перебивался: кто стаканчик поднесет, кто краюху с огурцом на закуску. Так и бедовал. — Он встал, безуспешно поискал пальцами пуговицы на пиджаке, разочарованно вздохнул. — Но теперь этому позорному прошлому пришел бесславный конец. Затихли вдали мои грустные песни. Теперь государство берет на себя заботу о моем горьком куске хлеба. — Смахнул дурашливую слезу и деловито попросил: — Сергеич, я у тебя веревочкой не разживусь — подпоясаться, а то стыдно в райцентр в таком фрачном виде, без пуговиц, являться.
— Не положена тебе веревочка. Идем.
На крыльце они чуть не столкнулись со старухой Евменовной.
— Андрюша, уезжаешь? Не уезжай — пошептаться мне с тобой нужда, по личному…
Андрей вздохнул. Потихоньку выживающая из ума бабка не давала ему покоя с тех пор, как он стал участковым. То, по ее словам, за ней медведь начнет ухаживать, то она сама затевала развод со своим стариком, то приходила записываться в дружину.
— В приемные часы пошепчемся, — отмахнулся Андрей, запирая двери.
— Да не поздно ли будет? Дело-то уж очень важное.
— Проходи, проходи, гражданка Чашкина, — строгим басом вмешался Тимофей. — Не видишь, Андрей Сергеич задержанного доставляют. А ну как побег из-за тебя совершу. Подведешь участкового. И, глядишь, и тебя посадят за соучастие.
Он сгорбился, заложил руки за спину, хмурясь, пошел к мотоциклу. Бабка соскочила с крыльца, забежала за дом, стала испуганно поглядывать на них из-за угла.
Дружок, усаживаясь в коляску, говорил сочувственно:
— Исчерпали вы ко мне меры, Андрей Сергеич. Сколько же вам хлопот со мной — аж душа мнется. Но и то сказать — ведь вам за эти хлопоты зарплата идет, и обмундирование справляют, и транспорт государственный. Так что, понимай, я вас кормлю, пою и одеваю. Что бы вы без нас делали, чем бы жили? Вы берегите нас…
Когда Андрей вывел машину за околицу, Дружок уже крепко спал, надвинув от солнца кепочку до самого носа, из вежливости шевеля губами, будто продолжая приятный обоим разговор.
У моста Андрей притормозил, пропуская бегущий навстречу редкий в этих краях, дикого какого-то, сумасшедшего цвета "жигуленок"-пикап, словно тянущий за собой дымовую завесу пыли. Опуская щиток шлема, мельком взглянув, увидел небрежно брошенную к седому виску в насмешливом приветствии руку, узкие спокойно-внимательные глаза, длинную сигарету в углу рта и краешком сознания отметил: "Вернусь — надо проверить, кто и зачем".
Разбуженный остановкой Тимофей приподнял мятый козырек кепчонки и спросил, спросонок перепутав слова:
— Мы уже туда или еще обратно?
— Обратно через шесть месяцев будешь добираться, — буркнул Андрей. Своим ходом.
На Дружка ничто не действовало: ни постоянный портрет на черной доске, которую завели по решению правления для пьяниц и прогульщиков, ни штрафы (он все равно их не платил), ни "сутки", ни беседы. Все это он воспринимал со спокойным достоинством, как действительно заслуженное, каялся, беззлобно валял дурака и продолжал пьянствовать. В общем-то, неприятностей от него не было, гулял он смирно, по-своему "дисциплинированно", и, если бы не его загадочные и явно нечистые доходы, Андрей еще мог бы потерпеть. Но пока выхода другого он не видел.
