— А почему именно в этой последовательности? — поинтересовался я.
— Потому что не такие мы глупые, какими кажемся на первый взгляд, не захотел объяснить Яков.
— Но и не такие умные, какими хотим казаться, — уточнил я.
— Ко мне это не относится, — махнул рукой Яков. — А что касается кандидатуры на главную роль, у нас она теперь только одна.
— Кто же? — спросил я, вставая.
— Тот, кто бывает в музее после его закрытия, тот, кто всем Дубровникам известен своими похождениями, тот, кого выгораживает тетка Маня.
— Черновцов?
Утром я зашел к Староверцеву. Едва мы с ним расположились погонять чаи, во дворе залаял Малыш и кто-то сильно постучал в окно.
— Сергей! Ты здесь? Выйди на минуточку!
— Это следователь, — извинился я. — Мне надо идти.
— Слушай меня, — Яков сжал мне руку. — Черновцов пропал. Похоже, скрывается.
— Как?
— Вот так. Я говорил с его женой. Что-то знает, но вовсю темнит.
— Как я слышал, он порядочный забулдыга. То, что он пропал, еще ничего не значит.
— Значит, Сережка, значит! Он не ночевал дома в день убийства — это раз. С женой у него нелады — два…
— Ну и что нам с этих неладов?
— А вот что: она его частенько выставляет из дома, и он ночует знаешь где?
— В музее? Тетка Маня привечает?
— Это еще не все. Его видели вчера. Вся морда сплошь синяком заплыла. А костяшки пальцев правой руки Самохина, помнишь акт, были сбиты! Я тебя вот о чем хотел попросить. Ты человек здесь новый, журналист: походи поспрашивай. Потом сочтемся.
— Ну разве что, — вздохнул я.
Неужели этот вздор может поколебать наше счастие?
В. Одоевский
Я отправился на розыски Черновцова, предварительно поставив Якову условие: с теткой Маней он должен говорить сам. Яков поморщился, но деваться ему было некуда. Позже он передал мне содержание этого разговора, и я привожу его здесь.
Тетка Маня, снова оказавшись в центре внимания, с готовностью отставила швабру и открыла было рот, но Яков опередил ее:
— Почему ваш сын ночует в музее?
— Дознались? — ахнула она и заплакала. — Дура я старая, бесом попутанная… — Она плакала тоненько, монотонно и деловито, поглядывая птичьим глазком на Якова.
Он терпеливо ждал.
— Так как же?
Тетка Маня, причитая, добралась наконец до сути: "бесталанному" Черновцову жена-злодейка "не дает дома головушки приклонить бедовой, гонит его и в дождь и в ветер", и потому он заливает горе "зеленым вином".
— Подождите-ка, — приостановил ее Яков. — Что-то я не пойму: гонит она его за то, что он пьет, или он пьет, потому что она его гонит?
— Знамо!
— Что знамо-то? Он пьет — она бьет? Эта схема?
— Наоборот, — тетка Маня прерывисто всхлипнула.
— Ерунда какая-то. Что у них за нелады, можете мне толком объяснить?
Тетка Маня осторожно оглянулась и лихо подмигнула Якову всей щекой.
— Тет-на-тет?
— На-тет, — уверил ее Яков.
Она снова оглянулась и шепнула так, что, верно, на улице было слышно:
— Гуляет он.
— То есть как? — удивился Яков.
— От жены гуляет.
Яков неосторожно выразил сомнение. Тетка Маня искренне возмутилась:
— Ты не смотри, что он сморчок на вид, — гордо сказала она. — По нем все дубровнические бабы сохнут, даже библиотекарша с образованием у него есть. — Она снова взяла швабру и стала похожа на сурового воина с копьем. Якову показалось: под носом у нее появились и круто поднялись гвардейские усы. — Вот Нинка-то и зверует. А я уж его, сиротинку, привечаю.
— А во вторник сиротинка тоже в музее ночевал? Тет-на-тет.
Тетка Маня едва не хватила его шваброй.
— Ишь куда клонит! Хитер Вася — дуру нашел!
— Да какой я еще, к черту, Вася?
— Все вы не Васи, как до дела дойдет! Не ночевал он здесь! Я последняя ушла и никого здесь не оставила. Клянуся! — И она стукнула шваброй в пол.
— Где он сейчас?
Тетка Маня не ответила, сурово поджав губы, молчала.
— А синяк? С кем он сцепился?
— Это ты уж у Нинки пытай. Ей лучше знать, с кем ее мужик цапается.
Дома Черновцова, конечно, я не застал, да на это и не рассчитывал. Его жена, миловидная женщина, худенькая и решительная, встретила меня сурово.
— Чего вам надо?
— Я, собственно, не к вам…
— Тогда и говорить нечего! — И она повернулась ко мне спиной.
Я сказал ей, что я из газеты.
