Андрей вздохнул. Что он мог сказать? Ничего. Да и сделать пока тоже.
— Ну вот что, — председатель полистал календарь, — мы тебе советчики-то не больно сильные. Давай-ка сообща решать. Вот числа пятнадцатого правление соберем, школьный актив пригласим…
— Комсомольский комитет, — подсказал секретарь.
— Точно. Ты, Андрей, свои соображения подготовь, обсудим — вместе и придумаем, как нам на молодежь влиять. Верно я говорю?
— Пораньше бы, — попросил Андрей.
— Не выйдет пораньше. Пока!
Когда за Андреем закрылась дверь, председатель сказал партийному секретарю:
— Алексеич, а повезло нам с участковым! Сам пацан еще, а за все у него душа болит.
— У него и отец такой был. Ты-то его не помнишь. Сам погибай, а товарища выручай — по такому правилу жил.
Утром — ни свет ни заря — Андрей еще плащ не успел повесить — Галка ворвалась. Похвалилась маникюром и прической (пойми же наконец, что я уже взрослая), сообщила, что была у Великого на именинах (видишь, другие-то обращают на меня внимание), спохватилась — вспомнила, зачем пришла: мальчишки что-то нехорошее затевают, по углам шепчутся, Великому донесения носят. Молодец я?
А было тем вечером вот как. Великий давал бал. При свечах, при полном антураже отмечал свой юбилей.
Галка, естественно, в королевы попала. Но вела себя несерьезно, неподобающим королеве образом: фольговую корону набекрень сдвинула и на комплименты короля отвечала насмешками — это она умела. Великий снисходительно не замечал ее выходок — только прищуривался да — нет-нет дергал обещающе уголком рта.
Колька и Васька Кролик, которые по праву чувствовали себя здесь первыми персонами, "особами, приближенными к императору", ревниво, хмуро и неодобрительно косились на Галку, морщились и перешептывались. Остальные приглашенные были только фоном, скромничали, чувствуя это; девчонки хихикали по углам, с жадным любопытством озирались, не скрывая интереса, мальчишки терялись — больно непривычно.
Мишка пока таинственно отсутствовал, его ждали — он обещал принести гитару, но все не шел и не шел. Галка стала скучать, она жалела уже, что согласилась прийти, тем более что знала — Андрею это не понравится. Но какое-то безотчетное желание толкнуло ее — смутно почувствовала скрываемый Андреем интерес, его беспокойство, да и, что врать-то, подразнить его хотелось.
Великий заметил Галкину хмурость и послал Ваську к Куманьковым. Тот вернулся быстро, принес гитару и, передавая ее Великому, что-то быстро шепнул ему. Великий сказал: "Хоп!" — и, красиво взяв гитару, откинулся назад и "сделал мутные глаза", как выразилась Галка.
Сначала он спел какой-то полублатной романс, но скоро понял, что этим репертуаром никого не проймешь, и застучал по струнам на манер игры на банджо. Зазвенела какая-то веселая, просторная мелодия, будто в ней было синее небо и яркое солнце и слышался топот копыт:
Эта песня для сердца отрада,
Это песня лазурных долин.
Колорадо мое, Колорадо
И мой друг — старина карабин…
Ребят разобрало: сразу повеселели, стали притопывать ногами, подмигивать в такт, прищелкивать пальцами — такая заводная была песня, и слова хоть и не очень понятные, но такие притягательные. Даже королева Галка стала подпрыгивать на стуле. Ну ей, известное дело, лишь бы поплясать, все равно подо что, хоть под "Колыбельную".
…Если враг — встретим недруга боем
И в обиду себя не дадим.
Мы — ковбои с тобой, мы — ковбои!
Верный друг — старина карабин…
— Эх, жалко Сенька не слышит! Ему бы эта песня во как подошла! Про прерии!
— Да, — презрительно протянул Великий и резко прижал струны. — Укатал участковый друга.
Стало тихо.
— А что… — осторожно вставил Кролик. — Он же человека убил. Хоть и не нарочно.
— "Нарочно — не нарочно", — передразнил с заметной злостью Великий. Знаешь ты, что такое мужская дружба? Это святой закон. Выше его ничего нет на свете: ни родства, ни любви, ни долга. Понял?
— Понял, — проворчал Васька. — Только не совсем. — Отсел на всякий случай подальше.
— Сейчас совсем поймешь. Вот пришел к тебе друг поздней ночью, усталый и раненый, и говорит: "Я, Васька, человека убил, меня милиция ищет". — "За что?" — спрашиваешь. "Он девушку мою оскорбил". А ты: "Правильно ты, Колька, сделал!"