Продолжительные аплодисменты Энди, затем несколько карточных фокусов и игра в наперстки. Пять фунтов тому, кто угадает, под каким наперстком горошина. В результате кому-то повезло, и Домино отдал ему пятерку. После аплодисментов Домино показал толпе, что пятерка вернулась обратно. Он пустил по кругу шляпу, но не все кидали в нее мелочь. Многие уходили, как только он начал просить деньги. Тигр остался, и в конце концов Домино оказался прямо перед ним, взглянул на него и, как будто что-то смекнув, подмигнул:
— Не волнуйся.
— Я хотел бы… — начал Тигр, доставая с трудом заработанную фунтовую монету.
— Я знаю, сынок, — ответил фокусник. — И этого для меня более чем достаточно.
Позже, по дороге, Тигр засыпал его вопросами. Как он научился это делать? Что еще он умеет? И главный вопрос, с точки зрения Тигра: если он такой мастер, то почему не промышляет карманником на вокзале Уэверли? Домино обернулся, улыбка исчезла с его лица.
— Я не вор, сынок, и не хочу узнать, какова тюремная камера изнутри. А ты?
— Попадался раз-другой, — признался Тигр.
— И как, весело было?
— Чаёк все же лучше, чем в ночлежке.
— Чем занимаешься сейчас?
— Продаю «Биг Ишью». Дело в том, что если бы я умел то, что умеешь ты… хоть малую толику…
— Это не самая легкая профессия, сынок.
— Всего несколько трюков, вот что я имел в виду… Чтобы журнал шел поживее. Ну, знаешь, представление никогда не повредит.
Домино задумался на мгновение.
— Я могу показать тебе основы. Но придется много практиковаться.
— Не вопрос.
Они стояли на Южном мосту, Домино окинул взглядом улицу.
— Магический круг говорит, что мне не следует этого делать.
— Да кому я расскажу?
Домино направил на него длинный тонкий палец.
— Тут неподалеку Фестивальный театр, так?
— Так.
— Это и будет условием сделки.
— Что именно?
— Великий Лафайет. Мы пойдем к нему. Тогда, может быть, ты поймешь…
Тысяча зрителей… голубые небеса… возгласы восхищения. А он впал в какой-то транс. Это называется боязнь сцены, но не в его случае. Скорее, его нет там, где он стоит. Сады Принсесс-стрит, июль. Саммит Большой Восьмерки был да сплыл; Фестивальный театр прямо за углом. Лето и так выдалось сумасшедшее, и Тигр сейчас в самом центре бедлама. Под ногами — футбольное поле, в ушах звенят десятки разноязыких голосов. За спиной — Кастл-Рок[4], над крепостной стеной мелькают лица.
— Тигр, ты заснул, что ли?
— Что с ним такое?
— Просыпайся, Тигр. Ты что, хлопьями с утра не зарядился?
Их восемь, по четыре в каждой команде. С одной стороны шотландцы, с другой — русские. Чемпионат мира по футболу среди бездомных, первый круг, и все знают, что у него кишка тонка. Что он не сдюжит.
— Транквилизаторов перебрал? — кричит кто-то.
— Тут тебе футбольное поле, а не точка продажи «Биг Ишью», придурок! Шевели задницей, олух!
Последнюю фразу выкрикнул шотландский тренер. Голос, в котором хрипели две пачки сигарет в день, разрушил чары, как раз когда Тигра хотел обойти русский с мячом. Тигр медленно выставил вперед ногу и сбил противника. Судья свистит в свисток, тренер воздевает руки к небу, как будто спрашивая Всевышнего, что он сделал, чтобы заслужить такое. Русский — тощий, черноволосый, со впалыми щеками и короткой стрижкой (вообще-то он немного похож на Зидана) — сердито матерится, не поднимаясь. Смешно: на футболке у него тигр с распахнутой в рыке пастью. Русская команда называется «Тигры С.-П.», С.-П. означает Санкт-Петербург.
— Прости, дружище, — извиняется Тигр, протягивая руку. Русский принимает руку и встает с земли. Тигр хлопает его по плечу. Но тут русского оттесняет судья, его глаза направлены на Тигра — глаза, красная карточка и одно слово:
— Вон!
Команда и большинство местных болельщиков выражают возмущение. Но Тигр не поднимает шума, просто добегает до ближайшего забора и перелезает через него. Тренер кричит, что вратарю придется играть в защите, оставив для атаки только полузащитника и форварда.
— Простите, шеф, — говорит Тигр, но тренер лишь пожимает плечами.
В Тигре закипает гнев, и он смотрит на тренера. У того на запястье хорошие часы, Тигр мог бы их снять; в карманах спортивного костюма — деньги, и они могли бы ему достаться. Но он помнит первую встречу с Домино, слова предостережения, и гнев проходит. «Мне очень жаль», — говорит он, не обращаясь ни к кому конкретно, затем встает за спинами запасных игроков и притворяется, что смотрит игру.
