Надоедливыми детьми?
Глупыми отпрысками?
Полными дурами?
— …вами… чертовыми, проклятыми идиотками хреновыми?
О Боже, я просто в шоке! Папа знает слово на букву «х»!
— Только взгляните, какой вред вы причинили, — продолжил он, внезапно снова став спокойным. — Ваша мать сейчас сидит в камере. Практически шестьдесят лет она прожила на этом свете, и что же у нее есть? Две дочери, которые довели ее до нервного срыва. А уж если говорить обо мне… Сказать по правде, думаю, я недалеко от нее ушел.
Он вопросительно взглянул на нас, но у меня, например, не было ни малейшей идеи для оправдания. Хотя, на мой взгляд, он вовсе не был полностью справедлив в своих обвинениях, все-таки не я взяла аэрозольный баллончик и совершила акт вандализма на двери церкви.
— Думаю, будет лучше, если вы уйдете, — сказал он голосом, лишенным всякого выражения.
Мы с Лизой обменялись взглядами, пребывая в нерешительности и не зная, что делать дальше.
— Сказал же, уходите…
В дверях появился Энт, который нес поднос с чаем и средством для улучшения пищеварения.
— И заберите с собой этого проклятого священника-гомосексуалиста!
— Ты не представляешь, как давно мне хотелось сделать это, — прошептал Льюис, приподнимая мою кофточку и первый раз прикасаясь к моей груди.
«А ты не представляешь, как давно я желала, чтобы это случилось». Я положила руку на колено Льюиса, продвигая ее все выше, пока наконец не дотронулась до его…
Происходящее вовсе не очередная фантазия Эми.
Все произошло на самом деле.
Как, черт возьми, мне такое удалось? Я прошла путь от исполнительницы главной роли в пьесе о самой бездарной и неудачной семье в Финчли до постельной сцены с Льюисом меньше чем за двенадцать часов. Невероятно. Вообще-то, даже сейчас у меня это в голове не укладывается. Должно быть, я снова мечтаю. Нет, никакая это не мечта.
Все так и есть.
Подождите, наверное, пора все объяснить. Давайте вернемся немного назад…
2.02.
Мы с Лизой и Энтом вывалились из дома родителей, испытывая стыд и смущение. Я попыталась убедить Лизу зайти и вместе всласть погоревать и поплакать, но она захотела остаться одна. Проклятая истеричка.
В такси на пути к Крауч-Энду я поинтересовалась у Энта, должна ли я, по его мнению, несмотря на весь хаос и истерию, свидетелем чего он недавно стал, рассказать родителям о Шоко Лад.
— Абсолютно, дорогая моя, — ответил он, ни секунды не сомневаясь. — Именно ложь загнала тебя в эту яму. Пора положить конец вранью.
Несомненно, самая великая истина, когда-либо слышанная мной в два часа ночи.
И самая удручающая.
3.15.
Не могу заснуть, поэтому прошу Энта присоединиться и выпить со мной единственный алкогольный напиток, который удалось найти в моей квартире. Мы слишком сильно нервничали на пути в Лондон, чтобы вспомнить о «дьюти-фри». Я откопала две бутылки отвратительного теплого белого вина, но оно, однако, ничуть не помогло. Спросила у Энта, не пришла ли ему в голову мысль провезти контрабандой немного экстази в заднице. Полностью отрицает подобный вариант. Черт!
3.33.
Вино наконец-то помогло мне забыться. Я упала в кресло и отключилась… Перед глазами возникла дверь магазина на холодной и мокрой лондонской улице. Неподалеку расстелен грязный рваный спальный мешок, в котором лежу я, сжимая в руке банку пива «Теннентс супер»… Хм-м-м… такую перспективу нельзя исключать.
4.10.
Легла в кровать. По-прежнему не могу заснуть — слишком взволнована. Я толкнула локтем Энта:
— Наверное, позвоню Мэри.
— Проклятие, Эми, я уже почти заснул… Нельзя беспокоить ее сейчас.
— Мэри сама постоянно звонит мне посреди ночи, — возразила я.
— Правда?
— Однажды она набрала мой номер в половине четвертого, чтобы сказать, что на шестьдесят седьмой странице «Колец» неудачное обособленное причастие.
— Обособленное — что?
— Не имею ни малейшего представления, но, видимо, я действительно использовала его. Позвоню Мэри.
— Только не говори слишком громко, — сказал Энт, когда я направилась в гостиную.
Мэри подняла трубку на третьем звонке.
— Уже пятый час, — пробормотала она, — а это означает одно из двух. Либо у трубки Эми Бикерстафф, либо полиция, которая хочет сообщить, что найдено ее тело.
