– А что с дядей Левой? - догадался спросить Максимка.
– Сейчас увидишь.
Грубин открыл дверь.
В тот момент, когда решалась судьба демократии в Великом Гусляре, обнаружилось, что попавший под каток собственного эксперимента Минц превратился в пятилетнего карапуза, довольного собой, доедающего остатки килограммового торта, который сам Минц купил на той неделе к приезду своего кузена из Монтевидео, да забыл в морозилке.
Толстый мальчик хрустел замороженным тортом, когда в комнату ворвались юные соседи.
– Лев Христофорович! - крикнул с порога Грубин. - Эксперимент надо отменить.
Лев Христофорович отлично узнал соседей и, несмотря на столь нежный возраст, отдавал себе отчет в происходящем, но ответил решительно:
– Нет, нет и еще раз нет!
– Почему же, Лев Христофорович?
– Почему, дядя Лева? - взмолился Максимка.
– Потому что торт очень вкусный, - ответил гений.
И Минц продолжил вгрызаться в торт.
За окном раздался шум.
Удалов кинулся к окну, потом метнулся обратно, подхватил мальчика Минца, который все хрустел ледяным тортом, поднес к окну и прикрикнул на него:
– Любуйся, что ты наделал!
По Пушкинской шел небольшой - шесть в ряд, три ряда - патруль усатых седовласых ветеранов. Каждый нес по красному флагу. Перед некоторыми воротами они останавливались, вешали на ворота красное знамя и рисовали красную звезду. Перед другими домами они флагов не вешали, зато ставили на воротах черный крест.
– Скоро, - сказал Удалов, - начнется красный террор. Вы этого хотели?
– До ночи много времени, - капризничал Минц. - Когда торт доем, тогда поговорим.
Малыш попытался вырваться и вернуться к торту, но Удалов не отпускал его.
– Расколдовывай город! - кричал он на Минца. - С меня хватит!
Неизвестно, чем кончилась бы борьба между обжорой Левочкой и его соседями, но тут в комнату вошли две грузные пожилые женщины.
– А ну по домам! - приказали они своим мужьям.
И после короткой схватки на сцене остались лишь Грубин с Минцем.
– Видишь, - сказал Грубин, - для этих мальчишек достаточно старых жен. А для нашего города достаточно старых ветеранов.
– Откуда их столько? - спросил мальчик, все еще обкусывая торт.
– В сердцах сидели, в душах, - сказал Грубин.
Минц оторвался на секунду от торта и сказал:
– Послушай, Саша, давай уйдем с тобой отсюда! В лес, в Вологду. Ты меня в детский сад сдашь, и я буду каждый день добавку компота получать.
Грубин смотрел в окно. На дом № 16 флаг не повесили. Зато на воротах поставили крест.
Правда, красный флаг высунулся из открытого окна второго этажа - его вывесил пенсионер Ложкин.
– Когда на ликвидацию придете, - крикнул он старикам, - сначала ко мне постучите. Я вас по нужным квартирам проведу.
– Спасибо, товарищ! - отозвались с улицы.
– Ну теперь вы поняли, что тортов больше не будет? - спросил Грубин у маленького профессора.
За окном послышался шум мотора. Грубин снова выглянул наружу.
На этот раз он был искренне изумлен, потому что на улицу въехал и теперь тормозил перед его домом старый - времен Первой мировой войны - броневик. Броневик остановился и повернул в сторону окон Минца башенку с пулеметом.
С помощью товарищей на броневик взобрался ветеран с бородкой клинышком.
– Друзья! - закричал он. - Соратники! Ни для кого не секрет, товарищи, где свили гнездо наймиты запада, масоны и демократы всех мастей! Один раз им удалось развалить Советский Союз! Во второй раз мы сами их развалим.
Ветеран упал с броневика, потому что был очень стар. Но башня броневика пришла в движение и со зловещим скрипом принялась поворачиваться в сторону дома № 16.
Этот звук мгновенно развеял детские настроения профессора Минца.
– Эксперимент провалился, - сообщил он. - Подсади меня, Саша.
Лев Христофорович указал на пульверизатор, который стоял на верхней полке.
Грубин кинулся было за стулом, но опоздал.
Броневик выпустил по окнам пулеметную очередь.
Звеня и лопаясь, полетели на пол пробирки и склянки. Грубин упал в лужу химикалиев, прикрыв телом малыша Минца. С потолка сыпалась штукатурка.
– Демократов на плаху! - радостно кричали с улицы ветераны.
– Что будем делать? - спросил Грубин.
– Ума не приложу, - ответил Минц, выбираясь из-под товарища. - Вся надежда на то, что мое средство скоро выдохнется. А пока, может, укроемся в детском саду?
