Школы и мастера фехтования. Благородное искусство владения клинком - страница 33

Через тринадцать лет Закария Кавалькабо вновь издал в Болонье книгу Виджани, переделав его имя на «Визани», вероятно, из уважения к мягкому выговору венецианцев, произносивших на такой манер имя своего учителя.

Примечательно, что в Испании, где, как полагают, родилось систематизированное фехтование, не заметно большого прогресса в сторону, если можно так выразиться, более практического применения оружия. В то время как итальянцы и, следуя их примеру, французы, немцы и англичане постепенно уясняли для себя, что упрощение ведет к совершенству, испанские мастера, напротив, старались превратить фехтование в совсем загадочную науку, требующую для практического применения знания геометрии и натурфилософии, чьи принципы можно объяснить только на метафизических основаниях.

Карранса первым издал труд из последовавшего за ним длинного ряда громоздких испанских трактатов по raison demonstrative[78] в которых главным принципом по аристотелевскому методу является conocimiento de la cosa por su causa[79], a целью – продемонстрировать, что совершенное знание теории обязательно ведет к победе, вопреки любым физическим недостаткам[80]. К сожалению, самые прославленные мастера настолько убедительно излагали эту высокомерную концепцию, которая длинной рапире подходила не лучше, чем любому другому оружию, что погубили всякую перспективу улучшения обучения в испанских школах, где от нее так и не отказались. Французский стиль совсем вытеснил испанский с Пиренейского полуострова.

Карранса сообщает читателю, что окончил свою книгу в 1569 году, когда и было отпечатано несколько ее экземпляров по распоряжению герцога Медина-Сидония, но в широкое обращение она попала только в 1582 году, одновременно появившись в Сан-Лука-де-Баррамеда и Лиссабоне.

Это знаменитое сочинение содержит столько же этических и теологических теорий автора, сколько и собственно фехтования. Ее издание вместе с репутацией Каррансы-фехтовалыцика, безусловно, дало ему право называться «первооткрывателем боевой науки», по крайней мере, той испанской науки, принципы которой основывались на математическом соотношении углов и дуг, касательных и хорд и всей этой помпезной чепухи, так остроумно высмеянной столетие спустя Квеведо[81]. (В своей книге он рассказал историю ученого забияки, которого загнал в угол необразованный, но решительный противник, вопреки тому, что у первого были «все теоретические знания, которые должны были дать ему абсолютное и неизбежное превосходство над соперником».)

Второе издание книги Каррансы, во всех отношениях аналогичное первому, увидело свет в 1600 году одновременно с первым из многочисленных трудов, написанных либо доном Луисом Пачеко де Нарваэсом, либо о нем, и составляющих почти всю испанскую литературу по вопросу фехтования XVII века.

Поскольку первое издание Нарваэса заключает в себе все принципы Каррансы, разумнее будет рассмотреть его «Книгу о величии меча, где изложено множество секретов из трудов, сочиненных командором X. де Каррансой, и с помощью которой всякий человек сможет учиться и учить, не прибегая к наставлениям мастера». Книга «сочинена доном Луисом Пачеко де Нарваэсом, рожденным в городе Севилья, и т. д. и т. п., и посвящена дону Филиппу III, королю всех Испании и большей части мира, нашему повелителю».

Как ученик Каррансы, дон Луис Пачеко де Нарваэс во всех подробностях воспроизводит характерный метод primer inventor de la ciencia[82] и вводит для пояснения любопытные схемы, на которых тела противников изображены кружками, а положения клинков относительно друг друга – в виде условных мечей, пересекающихся под различными углами в зависимости от того, чем является движение, ударом или уколом.

После пространных и подробных рассуждений о необходимости самообороны, как того требуют от человека людские и божеские законы, и о похвальности самосовершенствования в искусстве владения оружием для смущения еретиков, защиты церкви и короля от «преследующих их тиранов» автор наконец начинает примешивать к своим мудрствованиям отдельные вопросы фехтования. Из них нам удалось выяснить, что стойка, популярная в середине XVI века, в общих чертах аналогична стойке, которую Анджело назвал испанской в конце XVIII века.