Школьные рассказы - страница 28

Когда я очнулся, надо мной стояла бабушка и причитала:

– Надо же так во сне крутиться! Позавчера с печки свалился, сегодня раскладушку прорвал! Вот что я тебе скажу: бери матрас и стелись на полу. Может, хоть там ты заснёшь спокойно.

Кое-как выбравшись из сломанной раскладушки, я устроился на полу.

– Спи, шустрик, – ласково сказала бабушка и погасила свет.

Я лежал в темноте и удивлялся. Разве можно спать спокойно, когда деревня кишмя кишит призраками, вампирами, вурдалаками и ожившими мертвецами? Я сюда только на лето приезжаю, и то дёрганый стал. А бабушка живёт среди этого ужаса круглый год, и хоть бы что! Это ж просто железные нервы надо иметь!

В новом учебном году в школе начали работать секция баскетбола, школа современного танца, клуб любителей литературы, кружок «Умелые руки» и хор. В общем, в свободное время каждый мог выбрать занятие по интересу. Многие ребята стали подумывать, куда записаться. Женька с Лёхой тоже не остались в стороне, но неожиданно выяснилось, что интересы у неразлучных друзей не совпадают. Лёха загорелся секцией баскетбола, тем более что учитель физкультуры пообещал взять его в школьную сборную.

Зато Женька ненавидел баскетбол всей душой. Мало того, что он никогда не мог попасть в корзину, ещё хуже обстояло дело с передачей мяча. Однажды он попробовал принять пас и до сих пор вспоминал об этом с содроганием. Ему показалось, что его в живот протаранило не мячом, а пушечным ядром. С того раза Женька благоразумно пытался увернуться от подачи. Сначала это вызывало негодование команды, но потом все привыкли и просто просили незадачливого игрока не путаться под ногами. Это сильно унижало Женькино достоинство, но он рассудил, что здоровье дороже.

Вместо баскетбола Женька предложил записаться в клуб любителей литературы, к тому же занятия у них должен был вести настоящий поэт, но при одном упоминании о стихах Лёху охватила смертная тоска. Он твёрдо заявил, что ему и уроков литературы хватает с лихвой, чтобы ещё портить себе свободное время.

Друзья зашли в тупик, и в этот момент к ним обратилась Лена Синицына. Она всегда была активисткой, что называется, в каждой бочке затычка. На этот раз её назначили ответственной за хор, ведь она ходила в музыкальную школу.

– Мальчики, давайте я запишу вас на хор, – предложила она.

– Куда? Лёха, ты слышал? Она нас на хор запишет! – презрительно фыркнул Женька.

– Не понимаю, что тут такого? – передёрнула плечами Синицына.

– Да это же полный отстой, даже хуже танцев, – скривился Женька.

В это время в разговор встрял Петухов:

– Лен, кого ты уговариваешь? Куда Москвичёву петь? С его голосом только сидеть в туалете и кричать: «Занято!».

– Вот я тебе покажу «занято»! Да я лучше твоего пою. Меня знаешь куда приглашали? – немедленно взъерепенился Женька.

– Знаю. В хор голодных из оперы «Отдай мою горбушку», – съязвил Петухов.

Ленка прыснула со смеху. Обычно Женька не лез за словом в карман, но в этот день остроумие изменило ему. Не найдя иных доводов, он выпалил:

– Если ты такой умный, то сам и записывайся!

– Между прочим, Юра уже записался, – вместо Петухова ответила Синицына.

У Женьки от удивления уши чуть не свернулись в трубочку. Ну и дела! Он уже давно замечал, что Петух подкатывался к Синицыной, но не брал его в расчёт. У того ведь в голове всего две мысли: у кого списать и как бы не спросили. Немудрено, что Ленка смотрела на него как на пустое место. С каких это пор он стал для неё не Петух и даже не Петухов, а Юра. Не успел Женька осознать, что у него появился ещё один соперник, как Петухов добавил:

– Понял? Так что отвали. Меньше народу, больше кислороду.

«Значит, я отвали, а он будет Синицыну кадрить?» – мысленно возмутился Женька и тотчас воспылал желанием тоже петь в хоре.

– Пиши нас с Лёхой, – велел он, обращаясь к Синицыной.

Услышав такое, Лёха аж поперхнулся. Ради друга он готов был в огонь и в воду, но ходить на хор было чересчур жестоким испытанием даже для крепкой мужской дружбы.

– Меня не надо. Я петь вообще не умею, – бурно запротестовал он.

– Ничего, будешь создавать массовость, – заявила Синицына, но Лёха впервые в жизни твёрдо стоял на своём.