Тут последовала новая команда, и зазвучали тетивы луков, спуская стрелы. Перерубив на лету все стрелы, что были направлены в меня, я зло прорычал:
– Сами напросились, я вас не трогал!
Лучники были очень опытные, этого не отнять. Трое стреляли в меня, а остальные рядом, чтобы, если я перекатом ушёл бы в сторону, хоть одна стрела да достала бы меня и лишила подвижности, если не убила, конечно. Но я три прямых стрелы срубил на лету, остальные проигнорировал и, ускоряясь до бега, направился к шеренге воинов. Тут всего сто метров, моментом доберусь. Лучники перешли на беглую стрельбу и уже не заморачивались, целились только в меня, но ни одна стрела, перехваченная в полёте моими очень больно жалящими клинками сабель, так и не достигла меня, а вот воины в шеренге ничего противопоставить мне не смогли. Если бы у них были щиты и копья, то… секунд на пять задержали бы, пока я прорубал проход, а так я достал двух воинов и, прорвавшись в образовавшуюся брешь, стал банально всех резать. Каждый удар был смертелен, и буквально через семнадцать секунд шеренга из тридцати воинов перестала существовать, а я рванул к дрогнувшим лучникам, срубив на бегу офицера, который пытался меня перехватить. У меня получилось, у него нет, я побежал дальше, а он распался на две половинки.
Я срубил трёх лучников, что успели достать мечи, использовав метательные ножи, чтобы они догнали улепётывающих воинов, ни один не убежал. После этого развернулся и направился к толпе из дворян и челяди, с ужасом смотревших на меня. Их я тоже собирался порубить. И порубил бы без сомнения, но всех спасла девочка лет одиннадцати в дворянском платье. Она вышла из испуганно отшатнувшейся толпы и упала передо мной на колени, на вытянутых руках протянув шкатулку, набитую золотом и украшениями. Замерев, я обвёл злым взглядом всех, кто стоял рядом, достал платок, медленно вытер лезвия сабель, с которых капала кровь, и убрал их в ножны. Девочка, как сидела, опустив голову и показывая тонкую шейку, где билась вена, так и сидела. Взяв из её рук шкатулку, я, ещё раз осмотрев с заметным облегчением вздохнувших выживших пока гостей, стал перебирать всё, что находилось в шкатулке. Снова по толпе челяди и дворян пронёсся вздох ужаса, когда золотые монеты из шкатулки посыпались на траву, значит, плата не принята. Этого я и добивался, пусть боятся. Оставив в шкатулке только драгоценности, я достал один из неиспользованных метательных ножей, отчего три дамы грохнулись в обморок, чуть позже за ними последовал один из мужчин, а я стал выковыривать драгоценности. Всё брал, и мелкие, и крупные, бросая ненужную оправу на землю. Теперь на ладони у меня лежало восемь камней, совсем уж мелочь я не брал. Показав толпе на них, указал на лагерь и жестами продемонстрировал, что плата мала. Пришлось некоторым женщинам снимать украшения, из которых я варварски выковырял камни, возвращая оправы. Одна заплакала от таких действий. Сами виноваты. Изучив лежавшие в ладони два десятка камней, я кивнул и махнул рукой, чтобы они проваливали: плата принята, жизнь свою они выкупили.
Вернувшись к лагерю, я стал восстанавливать его. Это заняло у меня две минуты: поднял шест, натянул полог навеса и сбегал к озеру, снова наполнив котелок и подвесив его над костром. Да ещё поленьев добавил, а то те, что были, уже в угли превратились. Присел на корточки у костра, достал из сумки переносной холодильник и, открыв его, осмотрел куски мяса, которое там лежали. Выбрал свиные рёбрышки и мозговую кость. То мясо, что едва начало вариться, подбирать с земли я побрезговал, свежее использовал. Ну а потом, когда закипела вода, на поверхности которой появились пятна жира, начал резать и закидывать в котелок овощи.
Снова помешивая отмытой от земли длинной лопатко-плошкой готовившийся борщ, я поглядывал на пришлых. К моему удивлению, они спустились в низину на противоположную сторону озера и начали разбивать там лагерь, а десяток мужчин из возниц и челяди стали заниматься воинами. Хоронить. Раненых не было, я не допустил такого. Заметив пожилого старичка в довольно приличной одежде, который выговаривал что-то двум девчушкам-дворянкам, я прищурился, пристально его рассматривая, и ахнул:
