- Смотрите на него – в школу! А читать умеешь?
- Не умею, так в школе научат. А только я уже и буквы знаю. Целых четыре. Жи – жук, си –змея, о – бублик, ги – гусячья шея.
В Ивасиковом представлении каждая буква была похожа, как две капли воды, на какую-нибудь вещь; ваять хотя бы «С»: и похожа на змею и шипит, как змея.
- Ой, Ивашечка, - смеялась мать, - да ты и вправду уже школьник!
Она называла сына десятками нежнейших имен и не знала сама, какое ласковее, какое нежнее. Ее Ивасик был и Ивасиком, и Ивашечком, и Ивасенькой, и Иванчиком, и Иваненькою, и Иванцем, и Иваночкой, и Ванюсей.
И в каждом из этих имен Марина находила новый оттенок, новую нежность и музыку. Она целовала белую головку сына. Детские волосики пахли солнцем, птичьим гнездышком, теплыми перьями – так пахнут желторотые воробьята.
Утром Ивасик принялся за свое:
- Пойду в школу с Сашуней.
Напрасно уговаривали его и мать и дед Савелий.
Мальчуган даже заплакал, и, когда Сашко ушел все-таки один, Ивасик решил схитрить. Сказал, что пойдет к морю, а сам побрел прямо к бывшей даче пана Капниста.
Ивасик был уверен, что если он попросит учителя записать его в школу, да еще скажет при этом, что уже знает четыре буквы, да к тому же прибавит себе лишний год и скажет; что ему не семь, а восемь лет, все школьные двери сейчас же раскроются перед ним, и он сядет вместе со всеми школьниками учить уроки про животных, изображения которых он рассматривал каждый день в учебнике Сашка.
В школе шел урок. В коридоре, куда зашел Ивасик, не было никого. Мальчик стоял растерянный, не зная, в какую дверь ему войти. А дверей было много. Коридор поразил мальчика своей длиной, а количество дверей совсем уже сбило его с толку.
И вдруг знакомый голос за дверью остановил Ивасика.
«Сашуня! - хотел закричать он. - Сашуня, я тут!»
Это в самом деле был голос Сашка. Мальчик больше не колебался. Он повернул дверную ручку и вошел. В классе сразу стало тихо. Ивасик увидел возле доски брата и спокойно сказал:
- Вот и я!
Тишина разорвалась веселым хохотом школьников. Учительница Евгения Самойловна взяла Ивасика за руку и спросила:
- Чей ты, мальчик? Зачем пришел?
- Да это же Ивась, Сашка Чайки брат! - крикнули школьники.
В классе поднялся шум и веселый смех. Смущенный этим шумом, Ивасик исподлобья поглядывал то на брата то на учительницу.
- Я хочу записаться в школу, - наконец выговорил Ивасик. - Я уже знаю жи – жук, си – змея. И потом о – бублик и ги – гусячья шея.
Новый взрыв хохота прокатился по классу. Едва удерживая смех, Евгения Самойловна крикнула ученикам:
- Тише, ребята! Не забывайте, что и вы когда-то были такими малышами.
И, положив руку на плечо Ивасика, переспросила его:
- Так какие, ты говоришь? Ги – гусячья шея? В какой же класс ты хочешь поступать?
Ивасик немножко подумал, посмотрел на брата и серьезно ответил:
- Да в какой запишете, только чтобы вместе с Сашком.
Задребезжал звонок. Ребята веселой толпой окружили нового «школяра».
- Вот что, Ивась, - сказала Евгения Самойловна, - давай уговоримся – ты подрастешь, и мы тебя тогда примем в школу. Ну, скажем, через год или два. Согласен?
Ивасик подумал и в конце концов согласился.
Настал наконец день, когда литературный журнал шестого класса «Рассвет» вышел из печати. Это был журнал большого формата, каким и следовало быть настоящему серьезному журналу. Искристое море синело на его обложке, а на первом плане которой весело смеялись лица двух пионеров.Уже при одном взгляде на такую обложку каждый читатель должен был непременно сказать: «Вот это да!» Но главное было, конечно, содержание. И содержание «Рассвета» нисколько не уступало обложке. Оно было таким же ярким и таким же сочным. После передовой под названием «От редакции», передовой, в которой было приветствие читателям новорожденного журнала, на второй странице красовались стихи Сашка Чайки «Встреча с моей матерью». Стихи понравились всем.
Как-то в класс вбежал возбужденный Степа Музыченко.
- Ребята! Вышел «Широкий путь»! - крикнул он.
Больше всех взволновало это известие Сашка. Как-никак, а редактор «Рассвета» - это он. Сашко не выдержал и на большой перемене побежал к Чабанчуку.
