Конечно, все это выглядит странно. Не понимаю, как мог отец дать фальшивую купюру собственной дочери… Ведь тем самым он сразу привлек к себе внимание. И еще: полиция, говорят, больше двух месяцев следила за районом, откуда, по-видимому, поступали фальшивые деньги…
Робер подскочил на стуле, услышав это.
Больше двух месяцев?! Точно, мама?
Да. Так сказал папа: ему удалось поговорить с начальником жандармерии. Так что в этом можно не сомне-. ваться.
Тогда здорово!.. Ты даже не представляешь, как это здорово, мама!
Мадам Манье улыбнулась; она привыкла к неожиданным вспышкам восторга у сына и спокойно ждала продолжения: Робер обязательно объяснит ей причину своей радости.
Если полиция ведет слежку уже два месяца, значит, Люсьен ни в чем не виноват!
О Господи!.. Виноват?.. Да в чем Люсьен-то может быть виноват?
Робер поведал ей историю исчезновения кислоты.
Н-да, — согласилась она, — действительно неприятное совпадение… Что ж, сделай отсюда вывод. Если верно, что истина иногда выглядит неправдоподобно, то верно и то, что очевидность тоже вполне может оказаться обманчивой. И вот лишнее этому подтверждение.
Однако Робер вдруг впал в задумчивость. Мадам Манье, заметив это, спросила встревоженно:
Тебя еще что-то беспокоит, мой милый?
Конечно, мама! Если кислоту украл не Лулу, то — кто?.. И зачем?
Мадам Манье, улыбаясь, покачала головой.
Да, конечно. Но… ты уверен, что ее украли?
Робер долго ломал голову, пытаясь найти какое-нибудь иное объяснение, но ничего придумать не мог… Впрочем, это было не так уж и важно: ведь Люсьен, как Робер все более убеждался, к пропаже был непричастен.
Ты себе не представляешь, мама, какое это для меня облегчение! Остальное все — ерунда. Он будет и дальше играть в нашей команде, это главное!
* * *
В это утро Лулу появился в коллеже. Он был бледен, губы его подергивались; он явно еще не пришел в себя после случившегося. На всякий случай Робер и Разэн решили проводить его через двор: не дай Бог, какой-нибудь недоумок вроде Бавера или Нибаля захочет показать, как относится к фальшивомонетчикам. От этих типов можно было ждать чего угодно. У Робера кулаки сжимались, когда он думал о лицемерии и наглости некоторых своих одноклассников, которые, собравшись кучками по три-четыре человека, угрюмо смотрели на несчастного Люсьена, бормоча под нос что-то невнятное, смысл чего однако было легко угадать.
Лулу молчал. Его лихорадочно блестящие глаза были устремлены вперед. Это было нелегкое испытание для его друзей, которые не знали, как отвлечь его от тяжелых мыслей, заставить хоть ненадолго забыть драму, разыгравшуюся у него дома. Утро прошло без особых происшествий.
Первым после обеда был урок французского. Едва он начался, в класс зашел привратник и что-то сказал учителю на ухо.
Люсьен Дюмарбр, к директору, — объявил смущенно учитель.
С вещами, — добавил привратник.
По классу прошелестел изумленный шепот. Все головы, как по команде, повернулись к Люсьену, который сидел ни жив ни мертв. Разэн, его сосед по парте, помог ему собрать вещи. Лулу ушел следом за привратником.
Робер был ошеломлен. Взгляд его случайно упал на Бавера и Нибаля. Два недруга Лулу переглядывались и посмеивались… Но Роберу показалось, что Нибалю не по себе.
"Интересно, зачем ему было вчера шпионить за нами? — спрашивал он себя. — Он явно был совсем рядом, когда я рассказывал Антуану о пропаже кислоты… Не хватает еще, чтобы я, пускай и нечаянно, оказался причиной сегодняшних неприятностей. Но если так, этот мерзавец Нибаль дорого мне заплатит… Очень дорого!"
Но спокойствия это ему не прибавило. Ситуация по-прежнему оставалась тяжелой.
В коллеж Лулу больше не вернулся. А на уроке истории пополз слух, что его выгнали из-за литра азотной кислоты, который пропал из лаборатории. Правда, другие с не меньшей уверенностью утверждали, что дело обстоит совсем не так: просто некоторые родители написали директору, что не желают, чтобы их дети учились вместе с сыном фальшивомонетчика, и если Люсьену Дюмарбру не укажут на дверь, они вынуждены будут забрать своих детей из коллежа. Конечно, это были всего лишь слухи, но комментировали их оживленно.
