Линдсей покинул оранжерею и, едва миновав шлюз, вылез из отсыревшего скафандра.
— Я тебя предупреждала, — сказала Нора.
— Она же самоубийца! Зачем? Почему вы ей подчиняетесь?
— Потому, что она нас любит.
ESAIRS XII
23.02.17
— Хорошо, я объясню тебе про секс, — сказала Нора. — Дай руку.
Линдсей подал левую. Нора, притянув ее к себе за запястье, глубоко забрала в рот его большой палец. Через несколько секунд она отпустила руку.
— Что ты чувствовал?
— Тепло, — сказал Линдсей. — Сырость. И некоторую не слишком приятную интимность.
— Точно так же и секс под супрессантами. В нашей Семье есть любовь, но эротики нет. Мы — солдаты.
— То есть вы химически кастрированы?
— Предрассудок. Ты никогда такого не ощущал. Но по этой причине предлагаемая тобой оргия даже не подлежит обсуждению.
— Карнавал — не оргия, — объяснил Линдсей. — Это такая церемония. Церемония общности и доверия. Она связывает группу. Это вроде как когда животные сбиваются в кучу.
— Ты слишком многого просишь.
— А ты не понимаешь масштабов проблемы. Они же не тел ваших хотят! Они хотят вас убить. Они вас ненавидят — за эту самую вашу стерильность! Ты не знаешь, как я их уговаривал, упрашивал, убеждал… Понимаешь, тут применяются галлюциногены. На Карнавале мозг превращается в студень. Рук своих собственных не чувствуешь — не то что чьих-то там гениталий. Ты беспомощен наравне со всеми, вот в чем суть. Нет никаких игрищ, политики, чинов, обид… Самого себя — нет. А после Карнавала — словно бы наступает первый день Творения. Все улыбаются… — Линдсей, моргнув, отвел взгляд. — Все без обмана, Нора. Их вовсе не правительство объединяет, а сознание. Карнавал — это кровь, спинной мозг и пах.
— Этот метод — не для нас, Абеляр.
— Однако — если бы вы только могли присоединиться к нам! Один раз, всего на несколько часов! Мы избавились бы от напряженности, по-настоящему поверили бы друг другу! Нора, ведь секс — не ремесло. Это — живое, человеческое, едва ли не последнее, что у нас осталось! Да какого хрена! Что вы, в конце концов, потеряете?
— Это может оказаться ловушкой. Вы можете подавить наше сознание наркотиками и убить нас. Риск.
— Пусть риск! Его можно свести к минимуму. — Он взглянул ей в глаза. — Я говорю с тобой об этом на основе достигнутого нами доверия. Мы можем попробовать.
— Мне это не нравится, — сказала Нора. — Я не люблю секс. Особенно с дикорастущими.
— Речь идет о всей вашей генолинии, — напомнил Линдсей.
Он извлек из-за лацкана упрятанный туда заряженный шприц и насадил на него иглу:
— Я готов.
Искоса взглянув на него, она достала свой шприц.
— Тебе может не понравиться, Абеляр.
— А что это?
— Супрессант. С фенилксантином, для поднятия ай-кью. Ты поймешь, что мы чувствуем.
— А у меня — неполная Карнавальная смесь, — сказал Линдсей. — Только половинная доза афродизиаков плюс мышечный релаксант. Сдается мне, ты в этом нуждаешься — с тех пор, как я сломал твоего краба. Дерганой стала.
— Похоже, ты лучше меня знаешь, что мне нужно.
— А ты — что мне. — Линдсей закатал рукав своей блузы. — Вот так, Нора. Сейчас ты можешь убить меня, а после сослаться на аллергическую реакцию, стресс — что угодно. — Он окинул взглядом свои аляповатые татуировки. — Но лучше не стоит.
— Ты ведешь съемку? — с подозрением спросила Нора.
— Я не терплю камер у себя в комнате.
Он достал из стиренового шкафчика два эластичных жгута и один подал ей.
Своим жгутом он туго перетянул бицепс. Она сделала то же. С закатанными рукавами, они терпеливо ждали, пока не набухнут вены. То был самый интимный их миг, и мысли об этом не давали покоя.
Она мягко вонзила иглу в сгиб его локтя и нашла вену — прозрачная жидкость в шприце слегка зарозовела. Он сделал ей то же самое. Глядя друг другу в глаза, они надавили поршни.
Через несколько секунд Линдсей выдернул иглу и приложил к месту укола кружок стерильного пластика, а другой такой же налепил на свою руку. Они распустили жгуты.
— Кажется, оба живы, — сказала она.
— Хорошая примета, — согласился Линдсей. — Пока все идет нормально.
— О… — Она прикрыла глаза. — Действует. О, Абеляр…
— Что ты чувствуешь?
