— Вы очень щедры.
С этими словами Линдсей поднял клетку и принялся рассматривать крысу. Та, с возрастом совершенно утратив способность к обучению, вела себя абсолютно механически. Подрагивания мордочки и даже движения глаз полностью подчинялись давным-давно заученной схеме.
Старик внимательно разглядывал зверька. Вера понимала, что никакой реакции он не добьется. Во влажных красных глазках крысы не было ничего, ни малейшего проблеска звериной настороженности.
— Она когда-нибудь выходила из клетки?
— Нет, господин канцлер. Веками. Она слишком ценна.
Линдсей отворил клетку. Привычная повседневная рутина зверька рассыпалась на части. Крыса спряталась за стальной трубкой — поилкой, подвижные мохнатые лапки ее мелко дрожали.
Линдсей поднес к дверце руку в перчатке, пошевелил пальцами.
— Не бойся, — серьезно сказал он крысе, — здесь — целый мир.
Некий древний, почти забытый рефлекс ударил крысе в голову. С визгом кинулась она через всю клетку к руке Линдсея, яростно, конвульсивно вцепившись в нее когтями и зубами. Вера прыгнула вперед, испуганная его поступком, ужасаясь реакции крысы. Отстранив ее, Линдсей поднял руку, с жалостью разглядывая разъяренное животное. Под рваной перчаткой поблескивали медью и вороненой сталью соты сенсоров протеза.
Мягко и уверенно он подхватил крысу, следя, чтобы она не сломала себе зубы.
— Тюрьма укоренилась в ее сознании. Много понадобится времени, чтобы перед ее глазами не стояли больше прутья решетки — Он улыбнулся. — К счастью, времени у нас более чем достаточно.
Крыса прекратила борьбу. Она тяжело дышала в мучительной судороге некоего животного прозрения. Линдсей осторожно посадил ее на столик рядом с биржевым монитором. Зверек с усилием поднялся на тонкие розовые лапки и возбужденно засеменил, повторяя контуры клетки.
— Она не может измениться, — объяснила Вера. — Иссякла способность к обучению.
— Вздор, — возразил Линдсей. — Просто ей нужен пригожинский скачок к новому типу поведения.
Спокойная уверенность Линдсея в своей идеологии внушала страх. Вероятно, это отразилось на лице Веры. Линдсей сдернул с руки разорванную перчатку.
— Нельзя терять надежды, — сказал он. — Надеяться нужно всегда.
— Долгие годы мы надеялись исцелить Филипа Константина. Теперь-то мы знаем… Мы готовы отдать его в ваши руки. В уплату за безопасный переезд.
Линдсей серьезно взглянул на нее:
— Это жестоко.
— Он был вашим врагом. Мы хотим искупить…
— Я предпочел бы не его, а вас.
Значит, он еще помнит Веру Келланд!
— Но не заблуждайтесь. Я не предлагаю вам истинного вознаграждения. Когда-нибудь падет и Царицын Кластер. Нации в нашу эру недолговечны. Долговечен только народ, только замыслы и надежды… Я могу предложить только то, что имею. Безопасности у меня нет. Есть свобода.
— Постгуманизм, — проговорила она. — Ваша государственная идеология. Конечно же, мы адаптируемся.
— Я полагал, у вас есть собственные убеждения. Вы — галактистка.
Пальцы ее невольно коснулись одной из жаберных щелей.
— Политике меня научило пребывание в обзорной сфере. На Фомальгауте. В посольстве. — Она помолчала. — Жизнь там изменила меня больше, чем вы думаете… Кое-что я просто не могу объяснить.
— В комнате что-то есть, — сказал он.
Вера застыла.
— Да, — пробормотала она. — Вы чувствуете? Большинство просто не замечает.
— Что это? Нечто с Фомальгаута? От газовых пузырей?
— Они ничего об этом не знают.
— Но вы — знаете. Расскажите.
Отступать было поздно.
— Впервые я заметила это еще в посольстве, — неохотно начала Вера. — Посольство плавало в атмосфере Фомальгаута-четвертого, газового гиганта, похожего на Юпитер… Нам приходилось жить в воде, чтобы вынести гравитацию. Мы были собраны в кучу, и шейперы и механисты; все в одном посольстве, иного выбора не было. Все менялось, и мы изменились. Прибыли Инвесторы, чтобы отвезти механистов обратно в Схизматрицу… Я думаю, присутствие было на борту корабля. С тех пор присутствие со мной.
— Оно реально? — спросил Линдсей.
— Думаю, да. Иногда я почти вижу его. Что-то мелькает… Нечто такое, зеркальной окраски.
— А что сказали Инвесторы?
— Все отрицали. Сказали, что я заблуждаюсь. — Она запнулась. — Не они последние так говорили.
