Здесь определенно ощущалось как чувство безопасности, так и предчувствие западни.
Ему требовалось осмотреться.
Поэтому он быстро пошел вперед.
* * *
Малоун подплыл на лодке к южному берегу По. В вечернем воздухе стоял запах соли, деревьев и чего-то еще – кислого и терпкого. Небо обретало синевато-серый цвет, лес отбрасывал фиолетовые тени на песчаный залив. На деревьях сидели серебристые чайки.
Под резиновыми подошвами хрустели крабовые панцири и высохшие морские ежи. Температура опускалась, и он был доволен, что взял пиджак с подкладкой. Впереди стояли толстые дубы, земля в роще поросла папоротником и вереском. Малоун повернулся и посмотрел, нет ли в бухте лодок. Заходящее солнце отбрасывало на воду малиновые пятна. Горизонт оставался пустым.
Владелица книжного магазина сказала ему, где в форте можно найти эти знаки. Являлись они украшением? Граффити? Старыми? Новыми? В летние месяцы по острову ежедневно бродило больше пятидесяти туристов в день, а это означало, как она сказала ему, что знаки могли появиться откуда угодно. Только он знал, что Эндрю Джексону в 1835 году было известно об их существовании.
Может быть, их оставил сам президент?
Как знать.
* * *
Кассиопея поставила мотоцикл у гостиницы «Комфорт», на въезде в городскую черту Фредериксберга. По пути она обдумывала звонок Квентину Хейлу. Разговор требовалось вести умело, умно, и сообщить Хейлу только то, что Белый дом, возможно, обладает тем, что он ищет.
Секретная служба сняла номер заранее, примерно в трех километрах от дома Кэйзер, где они могли постоянно следить за телекамерой, установленной в одной из спален второго этажа.
Кассиопея постучала, ей разрешили войти.
Наблюдение вели двое агентов, мужчина и женщина.
– Кэйзер ушла часа три назад, – сказала женщина. – Взяла с собой маленькую сумку и складной саквояж для платьев.
Они знали, что Кэйзер должна была находиться на каком-то мероприятии по сбору средств. Ни слежки, ни сопровождения не было. Не стоило делать ничего, способного насторожить Хейла. Установка телекамеры была большим риском, но дом следовало держать под наблюдением. На маленьком жидкокристаллическом экране был виден под падающим углом гараж Кэйзер и живая изгородь перед его наружной стеной. Солнечный свет потускнел, и мужчина переключил камеру на ночное видение. Изображение, все еще демонстрирующее здание и живую изгородь, стало зеленым.
Кассиопея хотела нанести Кэйзер, когда та вернется, бесхитростный и не привлекающий внимания визит женщины к женщине. Разговор с Дэнни Дэниелсом все еще беспокоил ее. Было ясно, что браку Дэниелса пришел конец, и президент странно говорил о Стефани. Ей стало любопытно, что произошло между ними. Было ясно, что Дэниелс мог найти с ней утешение. Жизнь Стефани тоже была омрачена трагедией – самоубийство мужа, исчезновение сына, столкновение с суровыми реальностями прошлого.
Как ни странно, президенты тоже люди. У них есть желания, потребности, страхи, как у всех остальных. Они несут эмоциональный груз и, хуже того, вынуждены его скрывать.
К несчастью для Дэнни и Полин Дэниелс, их груз стал известен всем из-за небрежных замечаний и неоправданного доверия.
– Смотрите, – сказала женщина-агент, указывая на экран.
Внимание Кассиопеи тут же переключилось.
У гаража Шерли Кэйзер двое мужчин оглядывали окрестности, втиснувшись в пространство между живой изгородью и стеной.
– Кажется, у нас гости, – сказал агент-мужчина. – Я вызову поддержку.
– Нет, – сказала Кассиопея.
– Так положено, – сказал ей агент.
– Это может сорвать всю операцию, – сказала Кассиопея. Указала на женщину. – Как вас зовут?
– Джессика.
– Мы вдвоем займемся этим.
Уайетт коснулся рукой почерневших камней и представил себе лезущих на стены вооруженных людей, пушки, готовые к стрельбе. Вообразил звон колоколов и запах рыбы на вертеле. Жизнь на этом уединенном аванпосте двести тридцать лет назад, наверное, была трудной. Легко представить, как могли погибнуть семьдесят четыре человека.
Он заметил лестницу, поднимающуюся под прямым углом.
С высоты можно было разглядеть гораздо больше, поэтому он поднялся по крутой лестнице и вошел в некогда просторный зал. Во всех стенах тянулись ряды окон, но рамы и стекла давно исчезли. Потолок разрушился, помещение было открыто стихиям, вершины стены опоясывал парапет. Лужи затхлой воды питали бурую траву, растущую, как щетина. Воздух был затхлым от вони птиц, многие из которых перепархивали с места на место.
