– Пособий? А разве они раздают какие-нибудь пособия?
– Ну не совсем пособия. Но когда сгоняешь пленных в концлагерь, их нужно чем-то кормить. Экономика почти совсем разрушена, и наладить ее они еще не успели. Я думаю, они будут только приветствовать движение, которое хоть немного облегчит им заботу о пропитании рабов.
– Хм… Что-нибудь еще?
– Ничего особенного. Я снова заверил его, что наша вера запрещает нам, духовным пастырям, заниматься политикой, а он сказал, что нас трогать больше не будут, и отпустил меня. Я еще раз его благословил, повернулся и пошел восвояси.
– Похоже, тебе удалось его умаслить, – сказал Ардмор.
– Я бы не слишком на это надеялся, командир. Этот старый мерзавец хитер и умен, как Макиавелли. Впрочем, нет, я не должен называть его мерзавцем, потому что он вовсе не мерзавец – по его меркам. Он настоящий государственный деятель. Должен сказать, что он произвел на меня большое впечатление. Паназиаты вовсе не такие дураки – все-таки они завоевали и удерживают полмира, это сотни миллионов людей. Если они терпят местные религии, значит считают, что это правильная политика. И пусть считают, нам только на руку, что у них такие умные и опытные чиновники.
– Вы, конечно, правы, мы, безусловно, не должны их недооценивать.
– Но я еще не кончил. Когда я выходил из дворца, меня опять взяли под караул два солдата и так от меня и не отходили. По дороге мы проходили через центральный рынок. Там сотни белых выстроились в очереди, пытаясь купить еду по своим продовольственным карточкам. И тут мне пришло в голову: дай-ка проверю, насколько распространяется мой иммунитет. Я остановился, забрался на ящик и принялся говорить проповедь.
Ардмор присвистнул:
– Черт возьми, Джефф, вы не должны были так рисковать!
– Но ведь надо было это выяснить, майор. К тому же я был почти уверен, что в самом худшем случае они меня только остановят, и все.
– Ну пожалуй… Так или иначе, нам все равно приходится рисковать, и вам на месте было, конечно, виднее. Вполне может оказаться, что храбрость – самая лучшая политика. Простите, я вас перебил. И что было дальше?
– Сначала мои конвоиры обалдели от неожиданности и не знали, что делать. Я продолжал, краем глаза наблюдая за ними. Скоро к ним подошел еще один, видимо старший по званию, они посовещались, и он куда-то ушел. Минут через пять снова появился, встал и смотрит, как я разглагольствую. Я решил, что он ходил звонить куда следует и ему велели меня не трогать.
– А как реагировали люди?
– По-моему, больше всего их поразило то, что белый человек у всех на глазах нарушает установленные правила и это ему сходит с рук. Много говорить я не стал, а только твердил, что «Грядет Ученик!», и всячески разукрашивал эту тему разными красивыми словами. Говорил, что они должны быть паиньками и не бояться, ибо Ученик грядет, чтобы накормить голодных, исцелить страждущих и утешить скорбящих.
– Хм… Значит, вы надавали обещаний – и нам теперь придется их выполнять.
– Я как раз к этому подхожу, командир. Мне кажется, мы должны срочно открыть в Денвере свой филиал.
– У нас слишком мало людей, чтобы открывать филиалы.
– Разве? Не хотел бы с вами спорить, только я не представляю себе, как мы сможем навербовать себе последователей, если не отправимся к ним сами. Сейчас они вполне к этому готовы: будьте уверены, что каждый белый человек в Денвере уже слышал про старика с нимбом – не забудьте про нимб, командир! – который читал проповедь на рынке, и азиаты не посмели его остановить. Да они будут сбегаться к нам толпами!
– Хорошо… Может быть, вы и правы…
– Думаю, что прав. Согласен, мы не можем послать туда никого из основного персонала Цитадели. Но вот что можно сделать. Мы с Алексом пойдем в город, подыщем подходящее здание и начнем службы. На первых порах можно будет обходиться излучателями, вмонтированными в посохи, а потом Шир отделает нам интерьер и установит стационарный излучатель в алтаре. Как только дело наладится, я оставлю там Алекса – и он станет нашим миссионером в Денвере.
Пока Ардмор беседовал с Томасом, в кабинете понемногу собрались все остальные. Ардмор повернулся к Алексу Хау: