- Семь, - сказал он, не поднимая головы.
- Хороший народ?
Он пожал плечами, но вдруг весело глянул на меня и признался:
- Да, хорошие...
Он остановился у калитки в белой нише каменной стены.
- Я здесь живу...
Я кивнул ему и двинулся дальше. Прошел еще несколько улиц. Мимо вокзала, вдоль бухты, похожей на реку, забитую судами всех размеров. Через площадь, над которой белела башня с квадратными часами. По белым лестницам и плитам. Потом за стадионом свернул наугад и остановился, словно от толчка холодной ладонью в лоб.
Над белыми террасами улиц, над черепицей крыш, над пыльно-зелеными пустырями, маячными вышками и желтыми развалинами храма стояла туманная и мерцающая стена густой синевы. Лишь через несколько секунд я понял, что это и есть море. И показалось, что поют камни.
...Вечером, просоленный морем и прожаренный солнцем, я возвращался из Херсонеса. Мои карманы неприлично оттопыривались из-за того, что в них лежало множество интересных вещей. Там были пестрые и черные камни, осколки мраморных колонн, черепки древних амфор, ржавые гильзы, большая крабья клешня, наконечник маленького гарпуна, обточенные морем бутылочные стекла и плоские перламутровые раковины мидий.
Я не старался идти прежней дорогой, просто хотел выбраться на лестницу, ведущую к моей улице на Зеленой горке. Но так или иначе оказался на Ленькиной улице. Я узнал ее по двум заметным тополям. Потом я увидел и самого Леньку. Он прислонил к тополю велосипед и звякал ключом по передней оси.
- Опять авария? - спросил я.
Он глянул через плечо и улыбнулся, будто ждал меня.
- Да нет, конуса подтягивал. Ленька опустил в сумку ключ и мельком, но с любопытством взглянул на мои разбухшие карманы. Я испытывал к этому человеку полное доверие и, не боясь насмешки, протянул на ладони несколько своих трофеев.
- У, какой был зверюга, - с уважением заметил Ленька, увидев клешню. Оценил он и патронные гильзы: - Наши, от старого автомата. Знаете, были такие с круглыми магазинами? - К черепкам он отнесся без интереса, а про самый большой, с загадочными буквами МАК, сказал: - Это не очень старинный, он от черепицы. Есть такая, на старых домах.
Кажется, мои уши приобрели цвет этой самой черепицы. Ведь я до сих пор был уверен, что отыскал обломок древнего изделия времен римского владычества. "Изделие" полетело в траву. Ленька понял мое смущение и торопливо предложил:
- А хотите рапану?
Я не понял. Я решил, что он хочет чем-то угостить меня. Но Ленька из кармана (тоже изрядно оттопыренного) извлек раковину. Она была круглая, завитая, размером с мой кулак. Серая, бородавчатая. Но внутри она блестела чистым, розовато-оранжевым лаком с перламутровыми разводами.
Конечно, я очень хотел такую раковину. Так хотел, что даже из вежливости не стал отказываться.
- Она шумит, - ласково сказал Ленька. - Вы послушайте...
Я поднес раковину к уху. Из глубины ее наплывал тихий звенящий шум. Ленька ревниво следил: слышу ли?
- Шумит, - сказал я.
- Это не море, - объяснил он с легким вздохом. - Это кровь в ушах звенит. Но все равно похоже, верно?
- Еще бы, - сказал я, разглядывая рапану. В глубине ее от вечернего солнца" загорался желтый огонек. - Я и не знал, что есть такие...
- Говорят, они после войны развелись, - откликнулся Ленька. Немецкие подводные лодки занесли их в Черное море... А может быть, какие-нибудь другие корабли.
Раковина была тяжелая и теплая. Я рассматривал ее, покачивая на ладони. И не знаю, почему так получилось: подвел какой-то мускул или нерв - ладонь вздрогнула слишком сильно, и раковина соскользнула.
Прежде чем рапана долетела до земли, я представил, как на плитах тротуара она рассыплется на осколки. И погаснет ее желтый огонек, и оборвется шум. Так бы и случилось, но Ленька успел подставить ногу. Раковина мягко ударилась о коричневые ремешки сандалии и невредимая откатилась по твердому песчанику.
Мы тихонько вздохнули и посмотрели друг на друга. Потом я поднял рапану. На ней не было даже трещинки.
- Не ушиб ногу?
- Не-ет, - небрежно ответил Ленька и покачал ступней.
Только сейчас я понял, что он в новой обуви - в кожаных плетеных босоножках.
