Но Алька даже на фоне здешних боевых компаний может считаться чемпионом по синякам и травмам. В позапрошлом году - ухо, в прошлом (когда я опять приехал в сентябре) - рубец на лбу и вывихнутый мизинец на ноге, сейчас Алька тоже "раненый". Правда, на сей раз дело было самое обычное - ободрал колено о школьное крыльцо. Промыть бы да замотать - и никаких проблем. Но Алька, чтобы не расстраивать пришедшую на обед маму, торопливо натянул на открытую ссадину пыльные, старые джинсы. И конечно, засорил ее. Обнаружилось все вчера вечером. Расстройство и нахлобучка получились двойные: во-первых, из-за распухшего колена, во-вторых, из-за того, что Алька в этих жеваных и залатанных штанах, оказывается, ходил в музыкальную школу. В храм искусства!
Сейчас Алька слегка хромает, поэтому шагаем мы неторопливо. И разговор наш неторопливый и спокойный.
Но, когда разговор этот касается "храма искусства", Алька мрачнеет:
- Неохота мне туда ходить...
- Ты же любишь музыку!
- Ну и что? Я и читать люблю. Значит, мне и книжки самому надо писать, да?
Аргумент неожиданный и потому неотразимый. Я решаю больше не касаться музыкальной темы.
Но когда мы опять выходим на Шестую Бастионную, я вспоминаю:
- К слову сказать, Шестой бастион, который был здесь в Первую оборону, называли музыкальным.
- Почему? - досадливо изумляется Алька.
- Там среди защитников было много любителей музыки. В одном из офицерских блиндажей даже стояло фортепьяно.
- И его не раздолбали ядрами?
- По-моему, нет. Видишь ли, этот бастион был самый крепкий в линии обороны...
Алька оживляется. Оборона, крепости, штурмы - это разговор интересный.
Шестая Бастионная идет почти точно по старой оборонительной линии между Седьмым и Пятым бастионами. Я рассказываю Альке про укрепления, которые стояли здесь в середине прошлого столетия: батареи Шемякина и Бутакова, люнет Белкина, Ростиславский редут. И про людей, которые здесь воевали...
- А откуда вы все это знаете?
Я объясняю, что многое знаю еще с детства, из книжек. Кое-что мне рассказывал мой отчим.
Это был человек, немало хлебнувший в жизни, с характером тяжелым и неровным, но когда он говорил о временах Нахимова, то делался совсем другим. Однажды, кажется, в третьем классе, я заболел, и отчим, присев рядом со мной, начал пересказывать "Севастопольские рассказы" Льва Толстого. Почти наизусть. Как-то удивительно тепло, по-доброму. Эти рассказы да еще "Севастопольская страда" Сергеева-Ценского были его любимыми книгами.
Тогда же, посмеиваясь, отчим поведал мне, как из-за любви к севастопольской истории получил в гимназии переэкзаменовку. Учитель старорежимный сухарь - наставил ему двоек, а в последний день учебного года вызвал, чтобы дать возможность снасти положение.
- Спросил не о чем-нибудь, а о Севастопольской обороне! Представляешь? Я подумал; вот счастье-то! И давай расписывать все в деталях: позиции, имена командиров, названия кораблей, Инкерманское сражение, Балаклавское сражение... Несет меня на волнах вдохновения, а он не перебивает. И вдруг звонок! И слышу я такие слова: "Вы не закончили ответ, я не могу поставить вам оценку. Придете осенью". Вот так...
Отчима уже давно нет на свете. Оставшуюся от него книгу "Севастопольская страда" я берег долгие годы, а когда она потерялась, купил другую - в таком же издании...
И сейчас я по-прежнему люблю читать все о Первой обороне Севастополя. Конечно, я не считаю себя знатоком того времени, просто мне нравится делать в ту эпоху "глубокие рейды".
Один из таких "рейдов" я совершил два года назад, когда Алька показал мне Шестую Бастионную. Уж раз моя судьба пересеклась с этой улицей, мне захотелось подробнее узнать, чем был знаменит Шестой бастион. В истории Крымской кампании он не так известен, как, скажем, соседний Пятый или центральные - Четвертый, Третий, Корниловский... Я помнил только, что именно с Шестого бастиона в день Инкерманского сражения Минский полк атаковал французские укрепления между Карантинной бухтой и кладбищем. Командовал вылазкой артиллерийский генерал Тимофеев. Это было славное дело: минцы сквозь огонь французских штуцеров прорвались на неприятельские батареи и заклепали большущие осадные гаубицы. Потом полк отошел к батарее Шемякина, и та встретила огнем французскую бригаду генерала Лурмеля, которая попыталась преследовать русских. Многие французы, в том числе и сам генерал, были сражены картечью насмерть, остатки бригады в расстройстве отступили...
