Цейтблом огляделся.
— Не особенно приятное место. Не особенно подходящее для того, что мне надо сделать.
Я пожал плечами.
— Выбирать, собственно, не из чего.
Но ему в голову пришла новая мысль.
— Да, а что вы-то сами собираетесь делать?
— Я?… Кончу свою работу и потом тоже уйду.
— И никому не отдадите ее?
— Нет, конечно.
Он вдруг рассмеялся.
— Это вы серьезно?
— Вполне. (Хотя сам я как-то перестал быть в этом уверен).
— Тогда у меня к вам есть просьба.
Посмеиваясь, он стал рыться во всех своих бесчисленных карманах, вынимая оттуда какие-то приборчики и устройства, обрывки бумаги, зажигалку, карандаш и всякое такое.
Я уже начал терять терпение.
Наконец, он нашел то, что искал. Конверт и листок бумаги.
— Вы сможете опустить письмо?
— Пожалуйста, — сказал я. — Только если это не будет касаться… Одним словом, если это не повлияет…
— Нет, нет. Это относится к моей личной судьбе. Опустите?
— Да.
— Обещаете?
Я кивнул, зная, что действительно опущу. Даже если бы это могло мне повредить. Тут уж ничего нельзя было сделать. Может быть, потому добро так и слабо всегда, что пользуется лишь одним-единственным орудием правды.
Бледный сел на катушку и, пристроив бумагу на колене, торопливо набросал несколько строчек. Задумался, написал еще три, заклеил конверт и подал мне.
— Так сказать, мой последний аргумент.
Теперь он несколько повеселел и безропотно согласился отнести катушку на глубокое место. Затем он вернулся на десяток шагов назад. Брюки у него были по колено мокрые.
— Что же, пора.
Он кивнул.
— Действительно, я уже чувствую себя спокойнее. Страх кончается. — Он усмехнулся. — И, кроме того, я обманул всех.
Я боялся, что последний момент будет самым мучительным, и мне захотелось утешить его. В конце концов, он был лишь жертвой.
— Прощайте, — сказал я. — Мне искренне жаль, что так получается. То есть жаль, что вы стали таким. При других обстоятельствах все могло быть иначе.
Цейтблом снова кивнул. Лицо его, в общем-то мелкое, посерьезнело и на миг приобрело трагическое и даже величественное выражение. Он вынул пистолет, задумчиво и внимательно посмотрел на него,
— Да, страх кончается. — Потом в его голосе появилась нотка приказа. — Идите! Не хочу, чтобы ктонибудь видел это.
Я повернулся и пошел. Было слышно, как он опять прошлепал несколько шагов по грязи. Затем сделалось тихо, и наконец раздался знакомый мне щелчок. Не сильнее, чем удар клавиши на пишущей машинке…
Я был так измотан, что еле-еле добрался до трамвайной остановки.
Но испытаниям этого дня не суждено было кончиться. Возле нашего парадного входа я сунул было руку в карман, чтобы опустить в письменный ящик конверт Цейтблома. Напротив вдруг остановился автомобиль. Оттуда вышел человек и стремительно пересек улицу, направляясь ко мне. Крейцер.
— Я к тебе сегодня второй раз. Почему ты не звонил? — Он не дал мне ответить. — Есть очень важное дело. Нам придется сейчас поехать вдвоем.
Мы сели в автомобиль. Дорогой Крейцер молчал, а когда Верфель остался позади, он остановил машину на пустынном шоссе, ведущем к хуторам, и повернулся ко мне.
— Прежде всего, это дело государственной важности. Понимаешь? (Я кивнул). Сейчас я покажу тебе одну вещь. Дашь мне слово, что об этом никто не узнает? (Я кивнул). Тогда… Извини, но мне придется предпринять некоторые меры предосторожности. — Он вынул из кармана заранее приготовленную широкую повязку из черного бархата. — Завяжи, пожалуйста, глаза. Это даже больше для твоей собственной безопасности. Лучше, если ты не будешь знать всего…
Минут десять мы ехали и минут пятнадцать шли пешком. Наконец рука Крейцера оставила мою, и я услышал:
— Здесь. Сними повязку.
Я снял.
Некоторое время мы оба молчали.
Я сделал несколько шагов вперед, обдумывая, как вести себя, погрузил пальцы в пятно и вынул их.
— Что это такое?
Крейцер жадно смотрел на меня. Потом нетерпеливо пожал плечами.
— Вот это и надо выяснить. А как ты считаешь?
— Некое субстанциональное состояние. В первый момент заставляет вспомнить шаровую молнию… Оно все время висит вот так неподвижно или было какое-то движение?
— Никакого. Я, между прочим, сначала тоже подумал о шаровой молнии. Но это, конечно, не плазменное состояний.
