Посмеялась она таре, но ополовинила по-нашему, а я чаю попил с привычным бутером из колбасы и масла, потом сообщает:
- Нам доверили обед сварганить.
Врёт, конечно, потому что я знаю невысокое мнение соседки о моих кулинарных способностях, а всё равно приятно, что без меня не хочет обойтись. Я согласен даже что-нибудь вроде носовых платков простирнуть и пол помыть на веранде, только бы вдвоём, бок о бок.
- Ты что умеешь делать? – интересуется моей теоретической подготовкой.
Я сразу же, без ложных самомнений и стыдливости, удивил её:
- Са-а-андвичи, - говорю с небольшой гундосостью, - с колбасой.
Вижу: сразу проняло, заинтересовалась дальше:
- А ещё? – выпытывает мои недюжинные познания и способности.
- С колбасой и маслом, - удваиваю свои кулинарные секреты.
- Так, - удовлетворена она, но всё же, настырная, хочет совсем опорожнить мою копилку кулинарных тайн. – А ещё?
- Яичницу с луком, - выкладываю без сожаления последний секрет и не успеваю поторжествовать от её удивления, как она фыркает:
- Фу! – и морщится.
Тут же понимаю, что переборщил с деликатесами и быстренько сдаю назад.
- Но я уже отвыкаю. Даже, можно сказать, совсем отвык от лука.
Тогда она успокаивается и, выведав всё, что ей надо, и проигнорировав мои профессиональные таланты, постановляет:
- Будешь чистить картошку. Только чтобы без глазков! Ясно? Проверю.
- Бу сделано! – мирюсь с несправедливостью и низкооплачиваемой черновой работой.
А затеяли мы, оказывается, борщ с мясом и картошку жареную с колбасой жареной. Но я сразу же передумал и настоял, чтобы колбасу заменили на добытых мною куро-цыплят, иначе будущее меню выглядело благородно: борщ по-украински, птица с картофелем во фритюре и чай по-грузински. Пока чистил картошку, слюнями изошёл.
Только всё взгромоздили на электроплиту в их кухне, где я не раз подкармливался, обвык, а теперь чувствовал скованность, будто это её квартира, и я у неё впервые в гостях, как заявился - не запылился под дождём – мой приятель с дежурной трёхлитровкой пива. Шёл уже двенадцатый час.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - чёрт бы тебя побрал вместе с твоим пивом.
А она – само благодушие.
- Заходите, - журчит, - обедать с нами будете.
Ему бы, идиоту, отказаться, а он, ошалев от непривычной доброжелательности, протягивает ей вместо меня банку и мямлит:
- Вот, пиво принёс.
- И хорошо, - хвалит она, вгоняя пивоноса в краску. – Мы его пока в холодильник спрячем. Идите, пока варится-жарится, в комнату.
И идёт первой, он – за ней, я – следом. Дал ему тычка в бок, хоть душу отвёл. А он лыбится, оборачиваясь, что лещ занюханный, ни приличия, ни совести, а ещё руководитель советского предприятия. Даже стыдно за него. По-дружески помогаю всё же выйти из неприятного положения.
- Тебе, - говорю строго, - наверное, нельзя и на минуту оставлять ответственное производство?
А он, щучонок паршивый, расквасился совсем, будто в одиночку уже выжрал трёхлитровку, противоречит, словно ему и на самом деле рады.
- Не, сегодня у нас климатический простой.
- Так и валил бы в коллектив, - грублю в открытую, - рассказал бы о безысходном положении трудящихся Эфиопии и о задачах, поставленных последним съездом женщин.
Бесполезно! Заклинило его здесь, бесстыжесть свою снова выказывает
- Я им с утра ещё на два литра в счёт прогрессивки отпустил и ушёл пораньше, чтобы разбежались. Теперь уж точно никого, кроме сторожихи, нет.
- Стараешься, стараешься, - говорю в сердцах в пространство, - чтобы скорее вступить в коммунизм, а такие вот только и делают, что тормозят наше стремительное движение.
Наконец-то, его проняло, отвечает:
- Я ж не знал, что ты не один. Думал – спишь.
Машу рукой в сердцах, прощая стечение обстоятельств, но тонус падает, несмотря на умопомрачающие и желудкоспазмосжимающие запахи из кухни. Смирившись, жду близкого обеда, потеряв целых полдня и надеясь, что после него приятель отвалит, и мы останемся вдвоём. А пока треплемся обо всём и ни о чём толком.
Тётка с мужем ахали и охали, нахваливая обед, она кивала на меня, как на шефа, а они в ответ обещали похлопотать о моей реабилитации у жены, скромно намякивая, чтобы я не забывался с племянницей, не разевал рот на чужой каравай. Пошамав, немного побалакали с соседом о нашем жестяном производстве, которое, как ни странно, нисколько не потеряло от отсутствия моего присутствия, подышали утихающим дождичком на крыльце-веранде, и трудяги, стесняясь своего главного инженера, вовремя заспешили на посудное предприятие. А мы снова остались втроём. Приятель сделал было робкую попытку смыться, но она остановила:
