Неужели это всё?! Три батареи против дюжины марсиан?!
Первой дала залп батарея в Лайм-Брук. То́му было хорошо видно, как пламя вырывается из орудийных стволов, и пушки окутываются клубами дыма. Спустя пару секунд долетел грохот выстрелов и взрывов. Снаряды рвались под ногами-ходулями боевых треножников, но, похоже, никто из марсиан не пострадал. Следующий залп батарея дать не успела: пять тепловых лучей, ясно различимых в подступающих сумерках, ударили по позициям артиллеристов. Кусты, скрывавшие орудия, мгновенно превратились в полыхающие факелы. Взорвались зарядные ящики, орудия и людей разметало во все стороны.
В грохоте потонул залп батареи, окопавшейся у перекрестка. Похоже, там служили более опытные артиллеристы, и они смогли взять точный прицел. Новая усиленная шрапнель рвалась в воздухе рядом с бронированными колпаками марсиан. Один блестящий колосс пошатнулся, но не упал, закачался в неустойчивом равновесии. Обретя наконец опору, он замер и больше не двигался. Его сосед споткнулся и дальше ковылял боком, подобно крабу, подволакивая металлическую ногу.
Развить успех артиллеристы не сумели. Оглушающий заунывный вой раскатился над полями, накрыв Молдон и окрестности. Звук был механическим, неживым: «Улла-улла-улла-улла!» – и оттого вдвойне жутким. Вой издал покалеченный треножник, его подхватили другие марсиане: «Улла-улла-улла!..» На батарею обрушились тепловые лучи. Том видел, как артиллеристы бегут прочь. Кажется, кое-кому удалось спастись. Но саму батарею постигла та же печальная участь, что и пушки в Лайм-Брук.
Теперь марсиане не прекращали огонь. Луч скользнул дальше, по домам окраины. Деревянные строения вспыхивали; занимались, как спички, деревья в садах и кусты в палисадниках. Трескались кирпичи, разлетались вдребезги стёкла в окнах. Горели уже не только деревянные, но и каменные дома. Пожары взметнулись ближе к центру города – на Фэмбридж-роуд, Шекспир-драйв и Марлоу Клоуз. А тепловой луч двигался всё дальше; описывая убийственную кривую, он быстро приближался к Оук Клоуз, где стоял дом Томаса Рэдклифа.
В оцепенении Том смотрел с колокольни, как адское пламя уничтожает Молдон, подбираясь к его хибаре. Нельзя сказать, чтобы Рэдклиф слыл ревностным прихожанином, но сейчас он взмолился со всей искренностью, на какую был способен: «Господи, спаси и сохрани! Не дай этим нелюдям уничтожить Молдон! Останови и покарай их! Не позволь им сжечь мой дом!» К чести Тома следует отметить, что о спасении своего дома он просил Господа в последнюю очередь, куда больше беспокоясь о родном городе. О себе же лично Том не вспомнил вообще.
Над Оук Клоуз поднялся высокий фонтан огня, к небесам взлетели обломки крыши. У Тома на миг замерло сердце: неужели у него больше нет дома?! Или пострадал кто-то из соседей? Из-за гари и дыма он, как ни силился, не мог разглядеть, какой из домов постигло несчастье.
Тепловой луч убрался дальше, в поле, за пределы Молдона. Том так и не понял: успела последняя батарея дать хоть один залп, или она взлетела на воздух, не сделав ни единого выстрела? В любом случае, с защитниками Молдона было покончено. Город полностью находился во власти марсиан. Стальные колоссы приближались, пламя пожаров и лучи закатного солнца играли на полированной броне кровавыми бликами. Победный вой марсиан не умолкал, оглашая окрестности новоявленного Содома.
На глаза Тома навернулись слезы. Он упрямо вытер лицо кулаком, проморгался, а когда снова взглянул в окно колокольни – сперва не поверил увиденному. Да и никто бы не поверил, потому что с чистого неба сорвалась молния и ударила в ближайший треножник.
Словно раскаленный добела гвоздь, с треском и шипением ослепительный разряд вонзился в колпак марсианина. Мгновением позже треножник с оглушительным грохотом взорвался. Сверкнуло зеленое пламя, во все стороны полетели обломки колпака и ошметки кровавой плоти. Ноги колосса подломились и останки боевой машины тяжко рухнули наземь аккурат поперек Мандон-роуд.
Над домом, горящим на Оук Клоуз, медленно поднялось в воздух призрачно мерцающее сияние. Внутри него угадывалась человеческая фигурка. Темный силуэт был заключен в эфирный кокон, а может, яйцо, по поверхности которого то и дело пробегали опалесцирующие волны. От кокона исходил жемчужный свет, возвращая зловещему вечеру яркие краски солнечного дня, когда еще ничто не предвещало обрушившейся на Молдон беды.
