Тут наш помощник проявил неожиданную сообразительность, к месту ввернув: «Этот джентльмен – как раз доктор и есть!» Миссис Пристли глянула на меня с явным подозрением, но, как мне показалось, и с надеждой.
Я приподнял шляпу:
– Доктор Ватсон, к вашим услугам.
– Вы осмотрите бедное дитя? – экономка сменила гнев на милость.
– Ну разумеется!
– Присаживайтесь к столу. Я приведу Дженни.
Она скрылась в доме, а мы расположились за дощатым столом под яблонями. Сперва миссис Пристли вынесла нам три запотевшие кружки домашнего сидра – на него явно пошли прошлогодние яблоки с веток, нависавших над нашими головами – и лишь затем вывела в сад девочку.
На первый взгляд в ней не было ничего особенного: ребенок лет семи в скромном голубом платье и красных туфельках, сбитых на носках. Русые волосы аккуратно уложены заботливыми руками миссис Пристли. Дженни избегала смотреть на нас, и я ее понимал: племянница Лиггинсов еще не оправилась после тяжелейшего потрясения, а тут – незнакомцы. Как метко выразилась вдова: «Не дают покоя бедняжке…»
– Дженни, не бойся этих джентльменов, – ворковала тем временем миссис Пристли над своей питомицей. – Это доктор, он тебе обязательно поможет! Ты ведь хочешь быть здоровой, правда? Только доктору надо сначала тебя осмотреть. Не бойся, это не больно…
– Не надо! – вскинула голову Дженни. – Не надо на меня смотреть.
– Почему?
– Я не хочу! Я не больная.
– А чего же ты хочешь, Дженни? – жестом я остановил миссис Пристли, уже готовую вмешаться, и, присев на корточки, заглянул девочке в лицо.
– Я хочу домой, – едва слышно прошептала она.
– Домой? Мне очень жаль, но дом Лиггинсов разрушен.
– Я не хочу туда. Я хочу домой.
– В тот дом, где ты жила с папой и мамой?
– Нет. Туда нельзя.
– Но куда же ты хочешь? Где твой дом?
Девочка молчала. Я заметил, что уголок ее рта аритмично подергивается – несомненный признак пережитого нервного потрясения. На лице Дженни застыло странное выражение – казалось, малютка никак не могла решить: улыбнуться ей или разрыдаться. Увы, я слабо разбираюсь в нервных расстройствах, особенно у детей. Но кое-что все же было в моих силах.
– Дженни, – заговорил я как можно ласковей. – Давай, ты поможешь мне, а я постараюсь помочь тебе. Хорошо?
– Хорошо.
– Вот и договорились. Сейчас я послушаю, как ты дышишь, нет ли простуды. А ты мне расскажешь… Миссис Пристли, будьте добры, принесите мне чистую чайную ложку.
– В моем доме все ложки чистые! – экономка гордо проследовала в дом.
Холмс тут же прошептал, склонившись к моему уху:
– Ватсон, расспросите ее обо всем, что случилось на Оук Клоуз! У вас это лучше получится. Что она делала, что запомнила. И листок! Не забудьте про листок. А я отвлеку миссис Пристли, чтобы она не мешала.
Я кивнул и достал стетоскоп, благо последние дни он всегда был при мне, как и заряженный револьвер. Забавное сочетание, если вдуматься. Но в тот момент мне было не до иронии.
– Дыши, Дженни. Глубже. Теперь не дыши…
С легкими и бронхами у девочки все было в порядке, характерные шумы и хрипы отсутствовали. То, что физически Дженни вполне здорова, я мог бы сказать и без всякого осмотра – на это моего врачебного опыта хватало с избытком. Но у нас, докторов, есть свои маленькие хитрости. Если отвлечь пациента осмотром, он, как правило, отвечает на вопросы, не задумываясь, и становится куда более разговорчивым. Мне уже доводилось применять эту уловку на практике, в том числе и по отношению к детям.
– …дыши спокойно, медленно. Вот так, хорошо. Где ты была, когда случился пожар?
– Я играла во дворе…
– Играла? Отлично. Дыши глубже. А что было дальше?
– И тут… Как загрохочет! Страшно…
– Все в порядке, Дженни. Ты знаешь, что грохотало? Ты ведь большая девочка…
– Это пушки, я знаю. Я уже слышала.
– Где? Когда?
– Раньше. И тут наш дом… Ну, не наш, а тети Марты и дяди Сайласа…
– Твоих тетю и дядю звали Мартой и Сайласом?
– Ой! Я хотела сказать: тети Молли и дяди Бат… Барт… дяди Бальтазара. Дом весь загорелся, как костер!
– Дыши спокойней, Дженни. Волноваться ни к чему. Все позади, больше этого не повторится. Тебе ничего не угрожает. Представь, что тебе приснился страшный сон. Представила?
