– А потом? – спросил Холмс, подняв бровь.
– Потом я последовал вашему примеру, – ответил Харден. – Я как следует все обдумал и понял, что если мы раньше ошибались относительно друг друга, то, возможно, ошибаемся и теперь.
– Поздравляю вас, полковник, – сказал Холмс. – Признаюсь, в данном случае я очень рассчитывал на способность человека ошибаться, чтобы Дрю как можно дольше считал, будто действительно похитил ваши негативы.
– Мои негативы! – взорвался полковник, выплюнув сигару. – Что случилось с моими негативами?
– Успокойтесь, Харден. Когда я видел их в последний раз, полицейская охрана выгружала их из нашего кеба и переносила в холл.
– Значит, Дрю украл?..
– Несколько ящиков, на которых наклеены и вашей рукой надписаны ярлыки, удостоверяющие, что это готовые и еще не обработанные негативы. На самом же деле они приклеены к вашим еще не использованным фотопластинкам.
Харден рассмеялся до слез. Наконец, овладев собой, он взял графин и налил нам с Холмсом по хорошей порции бренди.
Мы пили, а он тихонько покачивая головой, рассуждал:
– Так, значит, я мертв или вот-вот умру, а Дрю считает, что он завладел тем, к чему так долго стремился. Мистер Холмс, вы любому человеку можете дать фору!
Искреннее восхищение всегда вызывало у моего друга теплое чувство, и он улыбнулся от удовольствия.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Но радоваться еще рано. Как только Дрю отпечатает негативы, он поймет, что его обманули. Если мы хотим сохранить все преимущество, то должны поскорее узнать, действительно ли настоящие снимки содержат что-нибудь ценное.
Харден встал:
– Сейчас я приглашаю вас отобедать со мной, а потом мы с Джеем обработаем негативы. Могу я завтра, скажем, часов в одиннадцать утра, привезти к вам мою фотокамеру и проявленные материалы?
Мы окончательно договорились насчет встречи, хорошо пообедали и оставили полковника и Джея, которым, по-видимому, предстояло провести всю ночь в фотолаборатории.
Холмс все еще пребывал в эйфории, когда мы прибыли на Бейкер-стрит.
– Вы должны напомнить мне, – сказал он у двери, – что я еще должен извиниться перед полковником за его вконец испорченный халат.
На следующий день точно в назначенный час полковник Харден вместе с сыном приехали на Бейкер-стрит. Их сопровождали два полицейских в штатском, нагруженные тяжелыми ящиками с фотокамерой и снимками. Я помог им пронести их по нашим семнадцати узким ступенькам в гостиную.
Шерлок Холмс окинул взглядом комнату, которую заполнили наши гости, полицейских и принесенные ими ящики.
– Полагаю, – сказал Холмс Хардену, – что ваша аппаратура требует хорошего освещения?
– Но в камере есть свои собственные лампочки, – ответил полковник, – хотя, конечно, при естественном солнечном свете результаты будут лучше.
– Значит, мы поставим фотокамеру там, куда падает солнечный свет, – сказал Холмс. – Ватсон, будьте так любезны, освободите маленький столик под окном.
Столик был подготовлен, и туда поставили фотокамеру. Холмс собственноручно освободил другой конец стола от своих химикалий. Наконец мы смогли приступить к рассмотрению снимков.
Фотокамера полковника представляла собой ящик из красного дерева, примерно два с половиной фута в ширину, спереди были укреплены две линзы в медных держателях со специальными винтами. На ящике в некоторых местах виднелись отверстия в виде щелей и окружностей, через которые, очевидно, должен был поступать свет, а на его боковых сторонах было еще несколько медных винтов. Харден уселся перед фотокамерой и протянул руку к сыну. Джей стоял возле длинных коробок с фотопластинками. Надев кожаные перчатки, он достал из первой коробки пару пластинок и передал их отцу. Полковник вставил одну из них в щель фотокамеры, приложил глаза к линзам и стал поворачивать в разные стороны зеркала-отражатели. Потом стал осторожно поворачивать медные винты, чтобы добиться необходимого эффекта. Наконец, удовлетворенный, он обернулся к Холмсу:
– Фотокамера приспособлена для обычного фокусированного видения, мистер Холмс. Хотите взглянуть?
Харден отодвинул стул, и Холмс нагнулся посмотреть. Минуту-две он молчал, потом, выпрямившись, сказал:
