– После, – ответил я резче, чем хотелось, и обернулся на стоявший снаружи экипаж. – Я приехал не один.
С помощью Элис я перенес бесчувственного Шерлока Холмса с заднего сиденья экипажа в опрятную, уютную гостиную и уложил в большое откидное кресло-лонгшез. С помощью чашки крепкого чая попытался прочистить голову, чтобы связно рассказать о наших приключениях. Элис села напротив, и я начал рассказ. Он захватил ее полностью, и по мере развития сюжета на лице ее отражалось все большее изумление. Когда я закончил, она несколько секунд помолчала, потом поднялась, подошла к окну и выглянула на улицу.
– Как все это странно, Джон, – проговорила она наконец. Я понял, что напугал и смутил ее своим рассказом. – Если уж они сумели одолеть мистера Холмса… – Она покачала головой. – Что бы это могло значить?
– Не знаю. Какой-то дьявольский замысел. Некоторые его фрагменты мне ясны, но общая картина не складывается. Только Шерлок Холмс и может поведать нам истину.
– Холмс? – переспросила Элис, поворачиваясь к моему другу, лежавшему без движения. – Да что он нам сейчас поведает? В нем жизнь едва теплится. Да, ты сказал, что эти люди промыли ему мозги. И он перешел на их сторону…
– Вот только не добровольно. В этом я убежден. Лишь нечто совершенно противоестественное может заставить Холмса так поступить.
– Противоестественное? Но что?
Я встал на колени рядом со своим другом и оттянул ему веки – на меня, а точнее, мимо меня глянули затуманенные, неподвижные серые глаза.
– Кажется, я знаю, в чем дело, и даже знаю, кто может нам помочь.
– Ты бы пояснил, чт́о имеешь в виду, Джон.
Через два часа я двигался в сторону театра «Вудгрин эмпориум» в южной части Лондона. Я успел принять ванну и побриться, а Элис одолжила мне один из костюмов мужа – сидел он не идеально, и все же выглядел я в нем презентабельнее, чем в матросской одежде, в которой явился к ней в Куртфилд-Гарденс. Поначалу мне не хотелось оставлять Элис с Холмсом наедине. А если он придет в себя и надумает сбежать? Это будет настоящей катастрофой. Однако Элис заверила меня, что справится.
– У меня есть пузырек с хлороформом, – сказала она. – Замечу, что мистер Холмс приходит в себя, – приложу ему смоченный тампон к лицу.
До Вудгрин я добрался подземкой. Рассудил, что, если за мной надумают следить, в людном месте делать это будет сложнее. При этом мне все-таки представлялось, что противникам нашим вряд ли известно мое местонахождение, однако в свете того, что случилось за последние сутки, я относился с подозрением даже к собственной тени.
Театр «Эмпориум» находился совсем рядом с Вудгрин и выстроен был в стиле, обычном для провинциальных увеселительных заведений: экстравагантный фасад с тонкими палладианскими колоннами, увешанный афишами с рекламой номеров, которые дают на этой неделе. Мне показалась странной сама мысль, что всего несколько дней назад – в вечер встречи со Стэмфордом – мы с Шерлоком Холмсом сидели здесь в партере и наслаждались спектаклем, понятия не имея о том, какая страшная тень скоро омрачит наши жизни.
Я прошел вдоль стены к артистическому входу. Шагнул внутрь, и путь мне тут же преградил серолицый, тощий как шест тип. Он пулей выскочил из крошечной будки слева от двери. Спутанные волосы торчали во все стороны, а водянистые голубые глазки сверкали от возмущения.
– Эй, приятель, чего надо?
– Мне нужно повидать Великого Сальвини.
– Да что вы говорите? А договоренность имеется?
– Собственно, нет…
– Тогда прошу прощения. Мистер Сальвини без договоренности не принимает. Он сейчас отдыхает в гримерке. Днем у него спектакль, и он просил его не беспокоить. Вы небось газетчик?
– Нет.
– Ну, ежели вы наладились за автографом…
– Я из полиции, дело крайней важности, – рявкнул я, отпихивая напыщенного болвана и направляясь в тускло освещенный коридор, там, по моим понятиям, должны были находиться гримерные.
К моему удивлению, страж за мной не последовал. Вместо этого он просипел гнусаво:
– Из полиции, да? Ну, сейчас разберемся!
В дальнем конце коридора находилась зеленая дверь с надписью «Великий Сальвини», выведенной белым мелом. Я постучал.
