– Смутно припоминаю какую-то черную башню. Тонкий черный силуэт до самого неба, – произнес он медленно, глядя перед собой, будто видение все еще стояло перед глазами. – Я помню, что никогда раньше ее не видел, однако если увижу, обязательно узнаю.
– А при чем тут вода, ржавая цепь и большие белые буквы «е» и «эль» на стене? – спросил я.
– И вы еще упомянули какую-то хищную птицу, – напомнил Сальвини.
Холмс безнадежно передернул плечами.
– Пока я понятия не имею. И уж всяко не помню, в чем их особая важность.
– Скажите, Холмс, – обратился к нему Сальвини, подавшись вперед, – а у вас остались какие-то периферические воспоминания, например запах?
Сыщик задумался, взгляд его потускнел, потом он наморщил нос.
– Запах горького миндаля, – выговорил он наконец. – И… да, еще застоявшейся воды. Вернее, мне так кажется. – Он поднес руки к вискам. – У меня мысли путаются. Ужасно болит голова. Будто в мозгу разразилось второе сражение при Майванде.
Он глянул на меня с хмурой улыбкой.
– Это было совершенно необычайное переживание, – напомнил Сальвини. – Вы измотаны, как телесно, так и умственно. Мой диван в вашем распоряжении, вам надо бы несколько часов поспать без всякого гипноза, тогда вы вновь станете самим собой.
– Я не привык отдыхать среди дня, но вы, похоже, правы. Если вы считаете, что для меня это не опасно.
– Не опасно. Мы останемся здесь, и если заметим, что вам плохо или вас что-то мучает, мы вас разбудим.
– Отлично. Тогда прошу прощения, я действительно прилягу и несколько часов отдохну.
Пока Холмс спал, Сальвини расспрашивал меня о сути нашего расследования. Его, понятно, заинтересовала баронесса Эммуска Дюбейк, а также то, какую угрозу она представляет для Холмса и всех остальных. Я понял, что после их, так сказать, умственного поединка Сальвини проникся большим уважением к этой женщине и ее таланту – а может, то была обычная зависть. Я знал, что не могу рассказать ему всю правду, однако плести лживые небылицы перед человеком, оказавшим нам столь неоценимую помощь, мне тоже не хотелось. Я объяснил, что дело носит чрезвычайно деликатный и конфиденциальный характер, однако сообщил все немногие известные мне подробности, касавшиеся баронессы, добавил, что нам совершенно необходимо в ближайшие же дни установить, где она находится. Мой рассказ совершенно заворожил гипнотизера, и хотя я видел, что ему страшно хочется узнать и все остальное, он из природной деликатности не стал больше ничего из меня вытягивать.
Вскоре после полудня Холмс пробудился от крепкого, непрерывного сна. Явно отдохнувший, с просветлевшим, оживленным лицом, он потребовал, чтобы я еще раз во всех подробностях пересказал ему, чт́о произошло во время его гипнотического транса, а главное – чтобы я в точности повторил его слова. Пыхтя старой вересковой трубкой, он слушал мой рассказ – я сверялся со своими заметками, воспроизводя все дословно.
– Смутные, мелкие детали общей картины, – заметил он, когда я закончил. – На первой взгляд, между ними нет никакой связи, однако связь должна быть. Черная башня, стертые ступени, вода, ржавая цепь, большие буквы «е» и «эль».
– У нас нет никакого доказательства, что все это связано с баронессой. Возможно, это просто мысли и образы, промелькнувшие в вашем мозгу, – предположил я.
Сальвини покачал головой.
– Нет, доктор. Мистер Холмс шел по коридору, который ведет к этой темной даме. То, что он увидел, напрямую связано с баронессой и с тем местом, где она сейчас находится. На этот счет у меня нет никаких сомнений.
– Для начала, – проговорил Холмс, вставая с дивана и принимаясь ходить по комнате с низко опущенной в задумчивости головой, – нужно выдвинуть некоторые обоснованные предположения и посмотреть, куда они нас приведут. Вряд ли баронесса уехала далеко. Она должна находиться неподалеку от места событий и от гигантской крысы.
При упоминании «гигантской крысы» Сальвини удивленно поднял брови, на языке у него так и вертелся вопрос, однако я бросил на него строгий взгляд, и вопрос остался невысказанным.
– Кроме того, она должна была оставить себе пути к отступлению.
