Видение, словно угадав его мысли, без тени улыбки провело ладонью по щеке и губам - и "краска" не стёрлась.
А потом везде Заряжнев стал видеть одну только Мари и слышать её смех. Она показывалась и тут же исчезала, смеялась, являясь сразу с нескольких сторон... И звала, звала куда-то за собой.
В конце концов офицер понял, что безнадёжно заблудился среди непонятных сооружений, нагромождений, бесконечных коридоров и невесомых белых портьер. Он начал спотыкаться, бродил кругами, разворачивался и шёл туда, где уже побывал.
Но вдруг всё закончилось. Лабиринт, бег, метанья... Отодвинулась занавеска, и явилась она.
Мари не смеялась больше, стала серьёзна. Произнесла одно лишь слово: "Пойдём!" Заряжнев двинулся за ней следом. Он и думать забыл про все заранее заготовленные извинения и объяснения. Ничего этого не нужно. Она знала, что он придёт, она ждала его. Так и должно быть...
Алое платье Мари мелькало пожаром. Заряжнев спешил со всех ног, желая нагнать её и пойти рядом. Но... не мог. Иногда она оборачивалась, и взгляд её обжигал, впивался в самое сердце, в душу. Испепелял, пожирал...
Где-то совсем близко раздался грозный рык, мелькнула в воздухе чёрная молния, и дорогу им преградила огромная чёрный пантера.
"Из клетки вырвалась!" - пронеслась в голове офицера мысль. Он уже было бросился вперёд, чтобы закрыть собой Мари, спасти её от страшных когтей хищника. Но она не нуждалась в помощи. Грозно взглянула на пантеру, и та, поскуливая, убралась прочь, за трепещущие портьеры.
Они прошли ещё немного, и Мари властным жестом остановила Заряжнева. Не глядя на него, сказала по-венгерски:
- Вот, гляди.
Офицер, конечно, её слов не понял, но увидел, к кому они обращены. Перед старой кибиткой сидел взлохмаченный сгорбленный старик. Его маленькие колючие глазки остро впились в Заряжнева.
- Ещё один? - хриплым голосом осведомился горбун. Во рту его, который давно должен был быть беззубым, неожиданно блеснул ровный ряд белых зубов.
- Да, - откликнулась Мари, и уже на русском обратилась к офицеру: - Это мой дядя. Они с тётушкой воспитали нас с сёстрами. Только вот теперь он остался один...
- Один, один, - на ломаном русском языке прокаркал старик. - Не поднимется моя жёнушка... Злые, злые люди пришли с серебряными топорами, с крестами, с деревянными кольями...
- Не печальтесь так, дядя, - снова по-венгерски успокоила Мари, - мы не вернёмся туда, где те злые люди. Да ведь уже и нет многих из них... А нас всё больше.
- Да, больше, больше, - осклабился старик. - Ты становишься сильнее, Марица. Не тратишь время на обольщения, как прежде, притянешь - так не отпустишь. Жаль, твоя сестра пока не умеет так. А уж младшенькая-то и вовсе... - он не договорил, только недовольно поморщился.
- Да, время тратить ни к чему, - кивнула Мари. - И сейчас - тоже. Нам сегодня ещё нужно на сцену.
Офицера поразило, как отвратительный горбун мог быть воспитателем Мари и её сестёр. Он уже почти сказал об этом вслух, но опомнился: ведь такие слова оскорбят её!
Оглянувшись, Заряжнев увидел, как с разных сторон приближаются Александра, Шарлотт и Нерящев.
- Мари, а что здесь делают... они все?
Ответа не последовало. Старик тоже поднялся с места и пошёл прямиком к офицеру. Но оказалось вдруг, что это уже и не старик, а человек совсем молодой, огромного роста и силы. Исчезли лохмотья, вместо них появился щегольской, но очень уж старомодный костюм. И странное лицо у этого человека... Бледное, с тонкими чертами, будто и красивое, но хищное не по-человечески. Чёрные как смоль волосы сменили недавние седые космы. А вот взгляд остался всё тот же, острый. Глаза не просто блестят - светятся изнутри. Всё ближе... ближе...
И тут Мари опять стала смеяться. Она смеялась, смеялась, и безумный хохот летел к небу, низко нависшему над площадью свинцовыми тучами.
Серёжу искали до позднего вечера, помогали и друзья семейства Зорницких, и прислуга. Софья Михайловна и Натали крепились до последнего, но когда наконец Серёжа нашёлся, рыданий сдержать уже не могли. Отыскали его в парке у цирковой площади, в полуобморочном состоянии, бормочущего в бреду про какие-то белые занавески и про грозу. Вызвали доктора. Тот заключил, что с мальчиком от перемены климата приключилась лихорадка, прописал холодные примочки на лоб и полный покой.
