Не пожелал.
Не принял.
"…да опустятся на нее другие…"
Побывала еще одна, которую не унять, – таков норов.
Дверь на балкон: раз с размаха, два с размаха – и заклинило в пазах, и не открыть, не выйти наружу, чтобы полить цветы.
– Это же лучше, – утешала, – когда не открывается. Хуже, если бы не закрывалось.
И снова – хрясь!..
Поскреблась в дверь хрупкая, легковесная, затерявшаяся в сомнениях и одеждах, глаза синие, в каёмке печали.
Обошла квартиру, углядела кой-какой порядок, вздохнула огорченно:
– А у нас-то… Незавершенность – семейное свойство.
Так и работала. Где подметет, там намусорит. Где подотрет, там наследит. Вставала посреди комнаты с тряпкой в руке, говорила озадаченно:
– Что такое? Почему я здесь? Окаменеть можно…
Поднялась под крышу, где отсиживался работодатель, оглядела книги по стенам, стопками на полу, сказала в горестном потрясении, без надежды на сочувствие:
– Профукала жизнь. Фук! – и унесло…
Больше ее не видел.
Ушла в незавершенность с неустроенностью, уронив на пороге кисейный шарфик, растеряв на лестнице свои перчатки.
Бывали и другие, бывали разные, на пару посещений, – чем же не угодил? Поддакивал, выслушивая, платил, не торгуясь, сочувствовал каждой, учтив и сострадателен – окаменеть можно, а они…
Говорю сам себе в чистосердечном признании: не всё было так, как описано, нет, не всё, но сочинителю важны ощущения, которые, безусловно, правдивы (или правдоподобны).
В душе я, может, романтик…
…тоскующий романтик в череде домыслов.
Читаю "Прощай, оружие!".
В который уж раз.
Знаю, что героиня умрет при родах, но всякий раз сопротивляюсь этому, надеясь на лучшее.
Что стоило Хемингуэю написать иначе, и она родила бы дочь, и ее муж, герой книги, не ушел бы под дождем в никуда, а я не перечитывал бы книгу в невозможной подростковой надежде. Как тот мальчик, что раз за разом смотрел фильм про Чапаева и верил, что он выплывет – не утонет в реке Урал.
Жестокая эта профессия – сочинительство; потому, может, и притягивают страницы, не отпускают, в надежде на иное завершение сюжета, пока не дойдешь до фразы: "Она больше не приходила в себя, и скоро всё кончилось".
Не хочу, чтобы она погибала, не допустил бы, ни за что, – но ведь это не моя повесть, да и у меня умирают под обложками, слишком часто умирают мои герои.
Совсем как в жизни…
Сочинил рассказ "Мы идем в детский сад".
Его напечатали.
С эпиграфом из Исаака Бабеля: "…привезите в Житомир немножко хороших людей… Привезите добрых людей, и мы отдадим им все граммофоны".
Недели не прошло – звонок.
Молодой голос:
– Прочитала. Должна вас увидеть.
– Это обязательно?
Непреклонно:
– Более того.
Не был избалован вниманием, а тут звонит читатель, да еще девушка, похвалит, должно быть, прочее разное…
Жало тщеславия – без него никак.
– Хорошо, – сказал. – Встретимся в городе.
– В городе не могу.
– Почему?
– Запишите адрес. Придете – узнаете.
Она жила на верхнем этаже, лифт не работал, и, чертыхаясь, пришлось одолеть кучу лестничных пролетов.
Дверь открыла печальная женщина, будто враз поседевшая. Оглядела меня настороженно, без симпатии, шепнула торопливо:
– Ее нельзя волновать.
Голос из комнаты:
– Мама, пусть войдет...
Она полулежала в кресле, спиной к окну, обдуманно, по всей видимости, чтобы оставаться в тени. Углядел лишь бескровную белизну лица, глаза в провалах, исхудавшие запястья рук.
– Сядьте, – приказала. – Вон там.
Я сел.
– Скажу сразу, – начала. – Я больна. Сердце не справляется с нагрузками. А лифт у нас неисправен.
Задохнулась. Закашляла немощно. В комнату заглянула женщина, но она отослала ее нетерпеливым взмахом руки.
Отдышалась. Заговорила короткими фразами, как выталкивала их немощными толчками:
– Надо помочь. Одной девушке. Иначе она умрет.
Изумился:
– Почему я?..
– Вы написали – вам отвечать.
"Как охотились на медведя на Дальнем Востоке?
С ножом и грушей.
Груша – это деревянная болванка с шипами. Ее кидали медведю, а он, дурачок, полагал, что с ним играют, и хватал ее. Шипы впивались ему в лапы, он не мог их развести, и его убивали.
Не знаю, правда это или нет. Но если это правда, я бы запретил такую охоту. Нельзя убивать того, кто думает, что с ним играют…"
