Пробежав на всякий случай с полквартала, Толик увидел, что навстречу идет Мишка с Майдой. Толик снова хотел перейти на другую сторону, но Мишка его уже заметил.
- Ты зачем наши стихи читал? - без всякого предисловия спросил Мишка.
- А твое какое дело!
- Потому что это нечестно.
- Да чего вы ко мне со своей честностью пристаете! - возмутился Толик. - Честно, нечестно… Надоели!
- Никто к тебе не пристает, - сказал Мишка. - Ты лучше руку из кармана вынь. Майда не любит, когда руки в карманах держат.
- Чихал я на твою Майду!
- Ты очень много воображать стал, - сказал Мишка.
- Сколько надо, столько и воображаю. Не учи ученого.
Толик глянул поверх Мишкиного плеча и съежился. Ему хотелось стать как можно незаметнее. Навстречу ему, отдуваясь и пыхтя, с толстой улыбкой на толстом лице шел толстый доктор из зоопарка. Как всегда, он нес множество свертков, которые расползались и стремились упасть на тротуар.
Доктор был уже близко, когда Толик стремительно бросился на другую сторону улицы. Нечаянно он задел какую-то женщину, а та задела доктора, и свертки посыпались на асфальт.
Мишка кинулся собирать свертки. А доктор даже не взглянул на женщину, которая его толкнула. Наверное, он привык к тому, что он толстый и его все время толкают.
- Большое спасибо, молодой человек, - сказал доктор Мишке, когда все свертки снова оказались у него в руках. - У меня, видите ли, жена в больнице, и приходится все делать одному. Могу я угостить сарделькой вашу замечательную собаку?
- Спасибо. Она не возьмет.
- Значит, она тем более замечательная, - улыбнулся доктор и пошел дальше, протискиваясь сквозь толпу.
Мишка огляделся по сторонам. Толика не было. Он исчез внезапно, будто растаял.
Он не ушел, не убежал, не спрятался, а просто ИСЧЕЗ. Как тогда, у клетки со львом.
Мишка стоял посреди тротуара. Его толкали прохожие. Но он не замечал ничего. Он вспоминал. Перед ним, как на экране кино, проплывали чудеса Толика. Чудеса расплывались и сталкивались, но вот наконец собрались в одну кучу, и тогда Мишка подумал, что этого просто не может быть. И еще он подумал, что все это было. Все это не приснилось, не показалось, потому что не может ни казаться, ни сниться разным людям одно и то же.
«Значит, Толик - это не Толик, - подумал Мишка. - Но где же тогда Толик?»
И тут же впервые он понял, что с настоящим Толиком что-то случилось и нужно искать его немедленно.
Мишка подобрал поводок и вместе с Майдой прямо через газон побежал к знакомому дому.
Дверь Мишке открыла Анна Гавриловна. Она с удивлением посмотрела на Майду, на Мишку и спросила:
- Что случилось, Павлов?
- Анна Гавриловна, мне нужно вам что-то сказать.
- Это срочно?
- Не знаю, - сказал Мишка. - Может быть, и срочно.
- Ну, проходи.
Анна Гавриловна толкнула дверь в комнату. Мишка, придерживая Майду за ошейник, вошел. За столом, стоящим посередине, сидели два малыша. Они были совсем одинаковые, наверное, близняшки. Малыши размазывали по тарелкам манную кашу. Увидев собаку, они замерли. Глаза их стали круглыми от восторга.
- А вот собачка, - сказала Анна Гавриловна. - Собачка любит, когда дети хорошо кушают.
Близняшки дружно засунули в рот пустые ложки.
- Я слушаю, Павлов, - сказала Анна Гавриловна.
Мишка вздохнул. Он не знал, как начать. Совсем не просто говорить про такие вещи. Особенно если приходится рассказывать про друга.
- Я слушаю, - повторила учительница.
- Я про Рыжкова хочу… - сказал Мишка. - Только я не хочу на него жаловаться.
- Ну, не жалуйся, - улыбнулась Анна Гавриловна.
- А вы его не будете наказывать?
- За что же его наказывать?
- Я сам не знаю, - вздохнул Мишка. - Понимаете, Анна Гавриловна, он все время хвастается…
- Но ты же дружишь с ним не первый год. Он всегда любил похвастаться. Ты знаешь это не хуже меня.
- Я совсем про другое, - сказал Мишка. - Раньше он хвастался - и все было неправда, а теперь он хвастается - и все правда.
- Ничего не понимаю. Вы что с ним, поссорились?
- Я не знаю, - с отчаянием сказал Мишка. - Я не про это хотел. Я сначала хотел его папу спросить. Но тогда Толику бы попало. Потом я хотел своему папе рассказать, но он все равно бы Толикиному папе сказал. И все равно бы Толику попало. А я не могу никому не рассказывать! Я не понимаю ничего…